Врач-реаниматолог Александр Плиев – один из нескольких молодых специалистов республиканской больницы, всего за несколько лет профессиональной деятельности снискавший доверие пациентов и уважение коллег. И те и другие отзываются о нем тепло и крайне положительно, как о человеке с безупречной репутацией, профессионале высокого уровня и личности с твердой гражданской позицией. Последние несколько лет, начиная с 2002 года Александр Плиев заведовал отделением реанимации и анестезиологии Республиканской больницы. В период большей востребованности работы реанимационной службы, в условиях продолжительной грузинской агрессии, ему удалось наладить и поддерживать на возможном уровне медицинское обслуживание в отделении. В мае 2009 года Александр Михайлович стал депутатом Парламента 5-го созыва от Народной партии РЮО, председателем Комитета по здравоохранению и социальной политике. О профессии, тяжелых событиях последних лет и немного о законотворческой деятельности рассказал в интервью Александр Плиев.
– Александр Михайлович, как Вы пришли в медицину и почему выбрали именно реанимацию?
– Врачом хотел быть с детства, кажется, уже в третьем классе сделал выбор будущей профессии. Родители, далекие от медицины (оба по профессии инженеры) относились к моей мечте стать доктором несколько настороженно и с определенным недоверием, наверное, хотели, чтобы единственный сын пошел по их стопам. Мне действительно неплохо удавались точные науки, но, тем не менее, внутренне я всегда нацеливался на медицину. Однако, поступить в медицинский вуз оказалось совсем непросто. Два года подряд, после окончания школы, я поступал в Ленинградский медицинский институт и оба раза недобрал нужное количество баллов. На третий год сдал экзамены в Северо-Осетинскую медицинскую Академию и поступил. Почему-то, когда будущие врачи выбирают специализацию в институте, большинство представителей сильного пола выбирают хирургию. Но мне всегда хотелось узнать глубже человеческий организм, ведь резать – не всегда самое главное, важнее, на мой взгляд, уметь не довести до этого. Уже к концу учебы я решил, что буду врачом-реаниматологом, прошел специализацию по реанимации и анестезиологии под руководством профессора Слепушкина, в 2001 году вернулся в Цхинвал, начал работать в республиканской больнице.
– Реанимация для простых людей ассоциируется с чем-то страшным и непредсказуемым, где постоянно решаются вопросы жизни и смерти. Не трудно работать в постоянном напряжении?
– Наверное, из всех медиков труднее всего приходится именно реаниматологам. В нашей работе зачастую счет идет на считанные минуты, а то и секунды, когда нужно принимать решение по спасению человека и это решение непременно должно быть верным. Действия реаниматолога должны быть быстрыми, тут важно не ошибиться, моментально ввести нужный препарат, соответствующую дозу и т.д. Врачам-реаниматологам приходится труднее и психологически. Иногда, особенно в последние годы, за смену бывало по несколько смертей – это очень тяжело. Тут важно внутренне не очерстветь, не научиться относиться к смерти как чему-то неизбежному и обычному. Наверное, врачам нужно уметь переживать происходящее разумом, но за последние годы, когда мы часто теряли совсем молодых людей, переживания были, в большей степени, глубоко душевными, в каждом конкретном случае долго не давала покоя мысль – неужели ничего нельзя было сделать, чтобы спасти? И хотя внутренне успокаиваешь себя уверенностью в том, что было сделано все возможное, легче от этого как то не становилось. Уже с 2004 года реанимационная служба республиканской больницы перешла на авральный режим работы. Постоянные обстрелы города и районов республики сделали нашу работу, к сожалению, более востребованной. Очень часто с наступлением темноты и началом обстрелов, я без всякого вызова шел на работу, ибо знал, что будет поступление раненых.
– О подвиге цхинвальских медиков в августе 2008 года сказано много, особенно выделяя при этом профессиональную работу наших хирургов. В то же время именно реанимационная, анестезиологическая помощь неотъемлемая и, даже можно сказать, одна из главных составляющих хирургии. Как в тех тяжелейших условиях смогли наладить реанимационную помощь?
– Во-первых, мы сразу же разработали такую схему, когда несколько медсестер стояли наготове с наркотическими обезболивающими и специальными растворами. Быстро принимали раненых, сразу же их обезболивали, проводили противошоковую терапию, чтобы человек не погиб от шока. После этого стояла задача дать квалифицированный наркоз уже на операционном столе. Ну а дальше работали хирурги. Всего за пять дней в подвале больницы потребовалось более ста наркозов для сложных операций и нужно отметить, что на наркозе мы не потеряли ни одного человека, хотя состояние раненых было крайне тяжелым, да и времени на назначение дозировки было, как говорится, в обрез. Учитывая, в каких условиях все это делалось, и по медицинским меркам, это большое достижение. Люди поступали без пульса, без давления, одновременно по 8-10 человек, давали им наркоз одновременно, хирурги их параллельно оперировали. После операций раненые по несколько человек приходили в себя тоже практически одновременно, их нужно было выводить из наркоза. К каждому подойти, оценить его состояние и помочь.
Иногда казалось, что силы врачей на исходе, но у каждого из нас наверно в такие моменты открывалось второе дыхание и работа начиналась с новой силой. Обычно я запоминаю всех своих пациентов, но тогда в подвале не запомнил никого, кроме одного, особенно тяжелого, за жизнь которого у нас была тяжелейшая схватка со смертью, в которой, к большому счастью, нам с Божьей помощью удалось победить. Парень 19 лет, его фамилия Кочиев, поступил с тяжелейшим ранением брюшной аорты. Пока мы его реанимировали и проводили противошоковую терапию, у него несколько раз была клиническая смерть. Случай, казалось бы, безнадежный, но вопреки всему наши хирурги смогли вернуть его к жизни. Кровь переливали ему практически безостановочно. Мы даже не знали кто он – местный ополченец или российский миротворец. Уже после реабилитации за пределами Южной Осетии он сам пришел к нам в больницу, благодарил за спасение. Еще хотелось бы отметить, что у многих раненых были тяжелейшие ранения конечностей. Наши хирурги максимально постарались избежать ампутаций, операции проводились с нацеленностью на то, чтобы сохранить конечности и восстановить кровоснабжение, таким образом, десяткам людей удалось избежать инвалидности.
– Работа наших медиков на протяжении всей пятидневной войны уникальна не только по количеству спасенных жизней, но и по условиям, в которых она проводилась. Насколько возможно было в грязном подвале соблюдать нормы медицинской стерильности?
– Конечно, трудно поверить, но мы старались соблюдать нормы гигиены и стерильности. Проверяли кровь на наличие всякого рода инфекций. Воды в подвале не было и хирургические инструменты стерилизовали следующим образом – клали их в спирт и поджигали. Наша больница не имеет собственного банка крови. Кровь сдавал на месте сам медперсонал, причем по несколько раз. Некоторые медсестры и вовсе стояли у операционных столов, одной рукой ассистировали хирургам, другая рука подключалась к прямому переливанию крови для оперируемого, в тот момент (!). Конечно, людей не хватало, но мы смогли наладить работу на каждом этапе.
– Было ли хоть какое-то общее руководство работой или все решалось лишь на уровне собственной ответственности каждого человека в белом халате?
– Всей хирургической составляющей нашей работы руководил Айвар Бестаев. Именно он в первые минуты сумел организовать работу всех хирургов. Я не видел в тот момент паники и чувства страха в глазах своих коллег, была лишь озабоченность и большое чувство ответственности. Надобности кем-то руководить, заставлять делать работу не было, все четко и быстро исполняли свои обязанности и делали зачастую больше, чем позволяли им внутренние ресурсы. Много было в подвале врачей, которые вообще не работали в нашей больнице. Под обстрелом, через бои в городе они сумели пробраться в больницу и оказали нам неоценимую помощь. Это Томас Джигкаев, Костя Чибиров, Вадим Медоев, Костя Гагиев и др. Войну наши медики пережили достойно, гораздо труднее, как оказалось, нам было перенести ее последствия, когда в разрушенном здании мы остались один на один со своими проблемами.
Спустя две недели после прекращения боевых действий в больницу пришли какие-то бригады и под видом «грандиозного» ремонта начали все громить. Поснимали все оконные рамы и двери и на этом свернули работу. Зиму мы провели в страшных, если не сказать жутких условиях. Около 50% здания больницы было без окон и дверей. Положение усугублялось и тем, что в здание практически не поступало водоснабжение, не функционировали санузлы. Тем не менее, мы ни на день не прекращали работу, все отделения принимали больных и оказывали им посильную помощь. После войны количество людей, нуждающихся в медицинской помощи, резко возросло. В итоге перенесенного нервного перенапряжения заметно увеличилось число невралгических и кардиологических больных, да и возраст их заметно помолодел, все чаще к нам стали попадать пациенты, которым 30-40 лет. И что интересно, из-за отсутствия условий, уже в мирное время (!), мы порой не можем им помочь.
– Можно сколько угодно искать виновных и даже добиваться их наказания, – от этого проблем меньше не станет. Важнее уметь не позволять доводить дело до проблемы. Мне кажется, что врачи – сила, имеющая возможность противостоять произволу…
– Каким образом? Если наш голос не слышат или не хотят слышать. Никто не хочет понять, что проблемы здравоохранения – это не только проблемы врачей, но и всего народа, ведь практически все население проходит через руки медиков. С кого спрашивать и требовать, если иногда и министр здравоохранения разводит руками. Оказывается, его даже не спросили, когда осенью начали «ремонтировать» больницу.
– Вы – востребованный практикующий врач. Что побудило Вас сменить белый халат на депутатский мандат, кресло председателя Комитета по здравоохранению?
– Проблемы здравоохранения я знаю не понаслышке, а, как говорится, изнутри, лучше некуда. Я не скрываю, у меня была цель прийти в Парламент 5-го созыва, чтобы через парламентскую трибуну выносить проблемы здравоохранения и решать их на высоком уровне. Я думаю, никто нам не поможет, если инициатива не будет исходить от самих врачей.
– Прошло еще слишком мало времени с начала работы Парламента нового созыва, чтобы говорить о каких-либо результатах. Но первостепенные задачи уже наметили?
– Что касается законодательной базы, то мы уже подготовили пять законопроектов. Они уже находятся на стадии экспертизы в Министерстве юстиции и после определенных формальностей в ближайшее время будут вынесены на обсуждение депутатского корпуса для их утверждения. Кроме того, наш Комитет будет добиваться серьезного увеличения расходных статей, предусмотренных на здравоохранение в бюджете РЮО. Медицинское обслуживание у нас на катастрофически низком уровне, его нужно поднимать и это требует больших, серьезных затрат. Мы налаживаем совместную работу с министром здравоохранения Н.А. Габараевым, в некоторых вопросах у нас с ним уже есть взаимопонимание. Общую ситуацию по здравоохранению нужно менять незамедлительно и первые положительные результаты не должны заставить себя долго ждать. На сегодняшний день по Республике нет ни одного объекта здравоохранения, который может отвечать хотя бы стандартам среднего уровня по обслуживанию пациентов. В лечебных учреждениях города, больнице, родильном доме, поликлиниках – полный беспорядок. Это касается не только уровня обслуживания и отсутствия необходимого медоборудования, но и нехватки специалистов всех профилей. К примеру, если вдруг, не дай Бог, из нашей больницы уйдет несколько врачей, (на которых, собственно, и держится вся работа) это учреждение можно смело закрывать. Работа в Южной Осетии малопривлекательна для молодых специалистов, и, прежде всего, в финансовом плане. (К примеру, оклад начинающего врача республиканской больницы составляет всего 2,5 тысячи рублей). В августе 2008 года в подвале больницы мы все видели насколько высок профессиональный потенциал молодых врачей, выходцев из Южной Осетии, которые работают за пределами Республики, в ведущих клиниках Российской Федерации. Если создать этим людям условия для работы, они могут приносить гораздо большую пользу здесь. Желание работать у этих людей есть, нужно только их всячески поддержать. Только улучшая профессиональный уровень обслуживания, мы сможем добиться результатов, которые желает видеть наше население, вынужденное, к сожалению, искать квалифицированную медицинскую помощь пока за пределами республики. Отдельная тема – состояние лечебных учреждений районов республики. Представители нашего Комитета вместе с другими депутатами недавно побывали в Синагуре, одном из отдаленных сел. Итог увиденного здесь весьма неприятен – медицинское обслуживание в этом и других близлежащих селах на нуле. Люди, наши граждане, зачастую бывают вынуждены вывозить своих больных в соседнюю Грузию, где, по их словам, их встречают далеко не дружелюбно. Но другого выхода у этого населения нет, из-за отдаленности сел иногда больного попросту можно не довезти до Цхинвала. Практически схожая ситуация и в Ленингорском районе. Будем ставить вопросы перед Правительством, для внесения вопросов об обустройстве медицинских объектов отдаленных сел в список первоочередных. В отличие от Парламентов двух предыдущих созывов, нас, врачей, в нынешнем Парламенте двое, я и Николай Георгиевич Дзагоев. Проблемы медиков знаем и понимаем, желание работать есть, так что, думаю, мы сможем добиваться, чтобы нас услышали на самом высоком уровне. Одним словом, работы на ближайшее время очень много…
– Время на врачебную работу остается?
– Хотя я формально ушел из больницы, то есть зарплату там уже не получаю (так предусмотрено по законодательству РЮО, согласно которому депутаты – руководители комитетов, получающие зарплату в Парламенте не имеют права занимать должности в других государственных структурах и административных учреждениях), но тем не менее работа врача не стала для меня второстепенной. Я по-прежнему прихожу в больницу, когда тяжелобольные нуждаются в моей помощи. Но это уже зов сердца, а не исполнение должностных обязанностей. Тем более что внутренне прежде всего я – врач, ну а потом уже и депутат, хотя… в обоих случаях слуга народа…