Именно к такой священной фигуре в орнаментальных композициях подъезжают мужчины-всадники. Подобный сюжет – один из основных в русском орнаменте. У него древние и глубокие индоевропейские корни, приводящие к временам, когда Богиня Мать-земля сама воплощалась в коня. Со временем произошла антропоморфизация Богини, конь из ее воплощения стал атрибутом, спутником и жертвенным животным. Так, греки поклонялись богине Меланиппе – черной кобылице, культ которой позднее слился с культом Деметры. У троянцев был распространен образ Богини – хозяйки коней, стоящей между двумя всадниками. Эти всадники, спутники Богини, близнецы, олицетворяющие противоположные стихии – жизнь и смерть, над которыми властна только Мать-земля. Кельты чтили богиню Эпону – «хозяйку коней», представлявшуюся между двумя всадниками или двумя конями. Подобной Богине поклонялись и германцы.
Образ священного коня занимал видное место и в верованиях индоиранских народов, к семье которых и принадлежат алано-осетины. Именно у этой семьи народов образ коня получил еще и хтонический аспект, связавший его с культом плодородия, поскольку конь ассоциировался с самой Богиней-матерью, сочетавшей в себе, как мы уже отметили, функции смерти и возрождения. Божественная Дзерасса осетинского эпоса, одна из ипостасей Богини Матери-земли также властна над конями темной масти – «хок-цуал», и имеет своих всадников-спутников (близнецов).
Сюжет, в котором Богиня встречает всадника, широко представлен и в скифском, и в сармато-аланском культурном пласте. В своей ритуальной форме он дожил в осетинской традиции до ХХ века, в виде обряда посвящения коня покойнику. Но отголоски этой древней духовной формулы сохранились и в русской фольклорной традиции. Вот как описывает В.А. Городцов композицию, изображенную на северорусской набоечной доске XIX века: «В верхнем ярусе изображена Великая Богиня; справа и слева около нее представлено в удвоенном виде Древо жизни; далее с обеих сторон сидят на конях два всадника, из которых правый имеет в руках, поднятых адоративно кверху, сосуд, очевидно, с причастием Великой Богини и, может быть, меч, как символ силы и власти; левый всадник поднял одну руку с раскрытою ладонью в знак адорации, а другою, также приподнятую, по-видимому, держит повод коня». Приходится только удивляться живучести древнего сюжета, прошедшего через время и сохранившегося в разных, но во многом родственных культурах. Примечательно, что в русской вышивке нередко встречается изображение всадниц по сторонам от женской фигуры (или Древа). Они определяются по широкому платью и представлены обычно, в отличие от мужчин, фронтально стоящими на конях, часто с воздетыми руками. Образ амазонок («Девичьего царства») не чужд русскому народному устному творчеству. Так, знакомый нам с детства сказочный персонаж – Баба-Яга, является владелицей табунов волшебных кобылиц, железной ступы, которая ассоциируется со скифо-сарматским бронзовым котлом, а в некоторых русских сказках сказочный персонаж поднимается до уровня повелительницы степного конного войска, что, по сути, возводит этот сюжет к прославянско-сарматским временам, преданиям о североиранских амазонках.
Продолжение следует.
Валерий Цагараев,
Искусство и время, Издательство «Ир», Владикавказ, 2003 г.
