Доклад директора Юго-Осетинского научно-исследовательского института им. З. Н. Ванеева Роберта Гаглоева на III Абхазской международной археологической конференции
В связи с разработкой вопросов идеологии у населения, проживавшего в древности на территории Южной Осетии, чрезвычайно важное значение имеют те материалы, которые представлены из могильников позднеантичного и раннесредневекового времени края.
На основе материалов, имеющихся на данном этапе, можно проследить элементы как архаических верований и культов, так и распространенные в позднеантично-раннесредневековые периоды греко-римские, греко-египетские сасанидо-ахеменидские культы, а также, на основе данных этнографии и фольклора, народные суеверия и предрассудки, отражающие различные формы религии, доминирующие по всей территории древней Осетии. Причем они в какой-то степени отражают разные хронологические и генетические пласты религии интересующего нас периода.
Религиозные верования проживавшего здесь древнего населения в настоящее время еще мало известны, и потому материалы из могильников позднеантичного и раннесредневекового периодов на территории Южной Осетии дополняют наши представления о духовной жизни древнего народа. Поскольку жесткой корреляции между духовным и материальным нет, реконструкции из сферы духовной жизни производятся в археологии на материалах погребального обряда, наскальных изображений, каменных изваяний, мелкой пластики, остатков ритуальных сооружений и т. п.
Выясняется, что первоначальные формы религиозных явлений были совершенно одинаковы на всем земном шаре, как одинаковы были первичные формы хозяйственного и общественного быта; только различные условия дальнейшего культурного развития разных народов привели к разнообразию исторических религий, но так, что всегда сохранялись некоторые основные элементы примитивных верований и культов или в виде пережитков, или в виде преобразованных и оправленных в новую идеологию догматов и обрядов.
Человеку, как и всякому животному, биологически присущ страх — чисто физиологический рефлекс на всякое явление, сигнализирующее об угрожающей ему опасности. Сознание своего бессилия в борьбе с опасностями и, особенно, перед теми силами и явлениями природы, которые имеют для человека наибольшее хозяйственное значение, создает в человеке благодарную психофизическую почву для специального развития уже более стойкого страха.
По материалам из могильников позднеантичного времени на территории Южной Осетии прослеживается, что у населения несомненно существовали как культ мертвых и культ предков, так и тотемизм, анимизм, солярно-астральный культ и т. п. Об этом в какой-то мере говорит и само возникновение принадлежавших отдельным родам могильников, причем их близкое нахождение или непосредственно у места жилья говорит о «бессмертии» покойников-сочленов родоименных общин.
Для идеологических воззрений, населения проживавшего на территории Южной Осетии, характерным являются как более древние, тотемические (но уже более сложные) представления (одухотворение сил природы, разнообразные культы, связанные с охотой, земледелием, домашним ремеслом), так и новые — вера в различных духов, существование тотемов (птицы и животные) покровителей охоты, скотоводства, урожая, металлургии.
Материалы из могильников Стырфаз, Монастер, Сохта, Аркнет, Урсдзуар, Рук, Дыргджын, Джрия дают нам возможность улучшения нашего представления о религиозных культах населения позднеантичной Южной Осетии.
Нельзя не заметить, что среди художественных изделий, которые свидетельствуют об эстетических вкусах древнего сельского населения проживавшего на территории Южной Осетии, обнаруженных в погребениях, нет той степени приобщения к эллинистической культуре, которая, скажем, прослеживается в погребениях социальной верхушки.
Но если официальные культы на территории Южной Осетии представлены слабо, то, наоборот, при изучении погребального инвентаря с этой же территории бросается в глаза наличие всякого рода амулетов и талисманов, предназначенных для спасения людей от подстерегающих их на каждом шагу таинственных и злых сил.
Состав и количество таких предметов свидетельствуют о распространении среди древнего населения Южной Осетии всевозможных суеверий — остатков анимизма, причем здесь наряду с местными и греческими оберегами встречаются амулеты, завезенные из отдаленных культурных регионов, в том числе из Индии, Египта, Сирии и т. д. Кроме них на территории Южной Осетии найдены обереги, имевшие хождение только в местной среде, порожденные какими-то местными суевериями.
Обычай ограждать себя с помощью амулетов от всяких напастей, древним населением, проживавшим на территории Южной Осетии, был, вероятно, унаследован от прежних поколений, причем такое явление, как греческая культура с ее образованностью отнюдь не освободила их от старых предрассудков.
Религиозная система на территории Южной Осетии, во многих отношениях питалась старой местной традицией погребального ритуала.
Анализ изучаемых нами материалов из местных могильников дает возможность проследить черты, унаследованные от предшествующих поколений. Это выражается как в форме погребальных сооружений (могильные ямы, каменная выкладка), так и в погребальных обычаях и обрядах, в наборе и составе приданного покойникам имущества, хотя в последнем случае, инвентарь видоизменяется, по сравнению с эпохой бронзы, — почти нет предметов оружия, сокращено количество бус и вообще предметов из бронзы. Но именно это позволяет нам судить как о верности местным традициям, так и о новых веяниях, относящих изучаемые нами памятники к позднеантичному периоду.
В данном случае хотелось бы остановиться на вопросах, касающихся культа лошади.
Особое место в культах древнего населения Южной Осетии в позднеантичное время, по нашему мнению, занимала лошадь, которая уже с эпохи поздней бронзы играла большую роль. Об этом свидетельствуют находки мелких скульптурных изображений лошадей, в основном встречающихся в женских погребальных комплексах ХII—Х вв. до н. э. и составляющих самую большую группу скульптурных изображений животных, например, в Тлийском могильнике. В каменных же выкладках погребений того времени часто попадались отдельные зубы лошади.
Важное значение имеют ритуалы, связанные с конем или головой коня, поскольку голова играет важную роль в мифологии и фольклоре всех индоевропейских народов, а также некоторых других племен Европы, Кавказа и Азии.
Происхождение и расселение индоевропейцев — одна из самых ярких и сложных страниц истории, где красной нитью проходит идея о нерасторжимой связи между конем и ранними индоевропейцами [7]. Слово «конь» тоже индоевропейского происхождения, что справедливо для древнеиндийского, древнеиранского, греческого, фракийского, латинского, кельтского, германского и других языков, причем это же относится и к культу коня, названиям ряда элементов упряжи и т. д.
В. О. Витт высказал мысль, что ритуальным животным становится, в первую очередь, то, которое играет определенную роль в экономике [2], что было подтверждено и Г. Беренсом.
Археологическим свидетельством культа коня служат находки захоронения коня или только его черепа и изображение коня или его головы в памятниках искусства [9], что было излюбленным мотивом в искусстве многих народов древности [8].
Конские захоронения, как и находки в могилах изображения коней и конских атрибутов, можно объяснить связью лошади с представлениями о смерти, загробном мире и бессмертии, что было характерно для индоевропейской мифологии.
Материалы этнографии и фольклора свидетельствуют о наличии культа коня и в славянской среде. Православно-языческий комплекс, исторически сложившийся в быту русского народа в процессе христианизации Руси, по мнению Г. А. Носовой, «представляет собой сложный, запутанный клубок верований, обычаев, суеверий, религиозно-мистических обрядов языческого происхождения, слившихся с элементами православия [13].
Сравнительный анализ верований восточнославянских народов показывает, что в народных поверьях о животных ведущее место занимают домашние животные [16] и, в первую очередь, конь. Так как лошадь была незаменимой и главной производительной силой, это обусловило почитание ее как животного, оказывавшего сверхъестественное влияние на плодородие полей [13]; аграрно-магическая обрядность включила лошадь в магические действия, придала коню особые формы. Исследователи отмечают архаичность этого образа [4] и его связь с культом женского божества природы, земли, плодородия [15].
Всего на территории Южной Осетии в памятниках позднеантично-раннесредневекового периодов было обнаружено 14 конских захоронений, 3 захоронения человека с конем, отдельные захоронения конских черепов, 11 железных удил (большинство — кольчатые), 8 колец от подпруг и узды, нагрудная бляха, полусферические бронзовые бляшки, нашивавшиеся на ремень узды, кольца от подпруг узды. Наличие предметов конского убора в погребениях, погребения с конями в селах Монастер, Сохта, Стырфаз и Морго, захоронения отдельных черепов коней, безусловно, свидетельствуют о той роли, которую играла верховая езда, сама лошадь как культовое животное. Данные о распространении ритуальных захоронений коня показывают, что именно южнорусские степи — один из центров доместикации лошадей — были той древнейшей областью, где культ коня еще с конца IV тыс. до н. э. получает развитие в последующее время [5].
Культ коня несомненно связан с древними ариями. Об этом говорят жертвоприношения коня Индре Ашвамедхи в Ригведе [5], сожжение головы коня в царских погребениях хеттов [17], посвящение белых коней у древних персов Митре [8], у греков — Гелиосу, Eguus October в Риме [5] и т. д.
Во второй половине I тысячелетия до н. э. — первых веках н. э. в Восточной и Западной Европе были распространены верования, связанные с женским божеством — покровительницей коней. Для нас интерес вызывает божество "Epona" — имя, которое содержит в себе галльское обозначение коня (epo
В конце II — начале I тысячелетия до н. э. под влиянием движущихся через Среднюю Азию и Кавказ на Иранское плато ираноязычных племен культ коня распространяется на Кавказе и в Иране, а также в Средней Азии. Тогда же он получает развитие в культурах Западной Европы. Вместе с конем и навыками тренинга заимствовались обряды и мифы. Именно поэтому так похожи легенды и ритуалы, связанные с конем, у разных народов. Например, конь и в особенности его голова, играют одинаково важную роль на праздниках солнца, плодородия и при погребении умерших у племен, разделенных тысячами лет в истории и тысячами километров в пространстве. Как у греков и восточных иранцев, у которых культ коня был приурочен к солярному календарю, так и у китайцев название фантастических китайских коней chi-chi восходит к индоевропейскому «небо», что говорит о важнейшем значении коня в культе небесных и солнечных богов [10].
В литературе принято считать коня солярным культом. У индоиранцев конь является атрибутом и символом солнца, а название бога солнца — МИТРА (Мифра) — общее для всех арийских народов: индийцев и иранцев. Однако в религиозно-мифологической системе арийских народов конь был атрибутом, инкарнацией и жертвенным животным не только солярных, но и ряда других богов.
Вероятным олицетворением солнца являются лишь те изображения коней, которые сопровождаются солярными символами (свастика, крест или диск с розеткой). В связи с этим надо сказать, что и бронзовая подвеска в виде колеса из погебения №15 Стырфазского могильника, на наш взгляд, связанная с лошадью, в какой-то мере говорит о культе солнца.
В образе конной колесницы или только ее части, колеса или коня, представляют солнце все индоевропейские народы. Например, массагеты, считая солнце верховным богом, называли его быстрогоногим божеством и приносили ему в жертву коней.
В Ригведе, в Авесте, в греческой поэзии солнце называется «быстроконным», а его лучи сравниваются с развивающимися гривами лошадей. Культ Митры, древнего индо-иранского божества света и добра, позднее — божества солнца, имевший огромное значение в древней религии Ирана, Рима его провинциях, несомненно должен был быть распространенным в первых веках нашей эры и на территории Южной Осетии. Об этом свидетельствуют находки предметов с изображением коня. Под конем в Иране подразумевалось одно из земных воплощений «священного огня» (огонь ассоциировался с жеребцом). Изображения коней на сасанидских геммах некоторые исследователи считают символами Веретрагны, символами божества удачи Хварна (ср. осет. — „фарн“).
Убедительно интерпретировать значение костей коня, находимых при раскопках, возможно только с учетом мифологии и этнографических материалов [10]. Наиболее полное описание жертвоприношений коня содержится в индийских источниках. По представлениям индийских брахманов, конь был вторым жертвенным животным после человека, перед быком, бараном и козлом.
Сравнительный мифологический материал дает возможность прийти к выводу, что жертвоприношение коня совершалось с целью передать человеку физические и сексуальные силы коня, гарантировать ему легкий путь на небо, в обитель предков, и возрождение на том свете [10].
В древнейшую эпоху обряд жертвоприношения коня у индоевропейцев подобал только лицам высших социальных рангов, в первую очередь вождю. Это подтверждается данными раскопок, которые дают основание видеть в погребениях с конем захоронения родовой знати. Например, апогея обычай жертвоприношения коней на похоронах знати в евразийских степях достиг в скифскую эпоху, когда в Ульском кургане в Прикубанье было принесено в жертву около 400 коней. Гипотеза о принесении в жертву коней только представителям родовой знати подтверждается и большими размерами погребальных ям, особым богатством и составом инвентаря. В связи с этим, мы склонны отнести погребение №6, (захоронение человека с конем) Монастерского могильника, именно к захоронениям родовой знати. Сказанное об образе коней справедливо и в отношении отдельных изображений конской головы или копыта. По законам парциальной магии последние семантически тождественны изображению животного и несут ту же смысловую функцию. В ритуале это выражалось в жертвоприношениях части животного [10].
В евразийских степях подобные представления восходят к III тыс. до н. э. Подобный обычай сохранялся и в скифское время, а в Осетии еще в начале ХХ века существовало поклонение конской голове.Черепа коней прикреплялись над дверями домов, на заборах, в центре поселка, служа оберегом и символом счастья (ср. подкову - именно лошади! – на счастье – Р.Г.).
Такое же значение, вероятно имели находки тех отдельных черепов коней, которые были выявлены в погребениях из Сохта, Морго, Аркнети- Южной Осетии.
Во всех случаях жертвоприношение коня обращено к Богу солнца, поскольку «быстрейшему из всех Богов подобает быстрейшее животное» [20]. Эта связь сохранилась на протяжении всего средневековья, причем охватила кроме иранцев Кавказ, Прикамье.
Наличие бронзовых фигурок лошадей из аланских погребений Северного Кавказа, Г.Е.Афанасьев связывает со знаками отличия того или иного воина, хотя они же могли отражать родоплеменную принадлежность [8]. Как было сказано выше, культ коня очень развит у разных народов Кавказа [6;12]. Наиболее полно культ коня представлен у осетин – народа восходящего и древним ираноязычным племенам [1;3].
В осетинском эпосе «Нартские сказания» кони наделены сверхъестественными силами, способностью к трансформации, они говорят человеческими голосами, затаптывают врагов, помогая хозяину.
Пережитки жертвоприношения коня ясно видны в осетинском погребальном обряде, который существовал до сравнительно недавнего времени.
Специально украшенного и взнузданного коня подводили к могиле и, посвящающий коня, давал повод мертвецу в руки со словами: «Пусть это будет твой конь» [9], или же «Этот конь пусть будет тебе посвящен так же, как Уастырджи (святой Георгий) посвятил своему сыну Асану?». Может быть имя Асан, в какой-то мере связывается с термином «asva» - конь? Asvin - буквально «владеющий конями». В поздней ведической литературе часто встречаются индивидуальные имена, в том числе Nasatya.
В начале посвящения посвятитель прикладывал к гриве коня горящую свечу, так чтобы пошел запах горящих волос и давал коню кусок хлеба, затем коню давали есть ячмень, насыпанный на расстеленной шкуре зарезанного в это день поминок жертвенного животного. Если в античный период факел (свет) в переносном смысле по представлению римлян символизировал правду и верность, то в средние века он заменяется на изображениях свечой. Свет стал символом созидания и освобождения, т.е. произошел процесс переосмысления первоначального значения. Горящая свеча при похоронах означала «жизнь со светом», При этом воск как чистый продукты животного мира олицетворяет человеческую природу, огонь свечи – олицетворял Христа, которому приписываются слова: «Я – свет мира сего». Сжигание свечей при церковных обрядах должно означать смерть Христа, приносящего себя в жертву людям. Отсюда и возникли известные церковные изречения: «Aliis lucens uror» («Светя другим - сгораю») и «Aliis inserviendo consumer» («Служа другим, уничтожаю себя»). По-видимому, прикладывание горящей свечи к гриве коня носит архаичный характер, истоки которого берут свое начало с эпохи поздней бронзы, когда (например, в некоторых памятниках Закавказья эпохи поздней бронзы и раннего железа) в погребальном обряде использовалось трупоположение как умершего, так и принесенного в жертву животного, в данном случае коня. А это в свою очередь опять-таки связано с культом огня.
Интересно, что текст речи бахфалдисага «посвятителя коня»), который при посвящении произносит длинную речь, в которой описывается трудная дорога, предстоящая мертвецу, причем посвятитель просит коня помочь хозяину (мертвецу) на этом пути в обитель предков перекликается с текстом гимна при погребении коня в Ригведе. То, что именно древние иранцы принесли культ лошади на Кавказ, доказывается и тем, что у других кавказских народов представлены лишь некоторые элементы культа коня.
Важным моментом является то, что в религии индоевропейских народов конь является инкарнацией или атрибутом богов солнца, неба, грома и многих эпических героев и потому интерпретировать изображение коня можно лишь тогда, когда представлены какие-либо характерные атрибуты бога или композиции целостного характера.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, учитывая находки предметов конского снаряжения, конские захоронения и связанные с ними погребальные действия, которые прослеживаются по материалам археологических раскопок на территории Южной Осетии, можно сказать, что в образе коня, который по верованиям народов Кавказа и особенно осетин, олицетворял древнее иранское божество солнца Митра и имел огромное значение в древней религии Ирака. И в религии Рима и его провинциях мы сталкиваемся в первых веках нашей эры, с культом коня - культом Митры, который был распространен и на территории Южной Осетии, что было вполне естественно, учитывая предыдущую языческую культуру, в которой имелась склонность к почитанию коня (Кобанский и Тлийский могильники – кобанской культуры).
В целом анализируя материалы из Южной Осетии, можно прийти к выводу, что культура населения проживавшего на территории Южной Осетии в 1-У вв. генетически связана с местными культурами предшествующих эпох, причем распространение в изучаемом регионе инокультурных элементов, в первую очередь синкретических греко-египетско-сасанидских культов не повлекло за собой того коренного изменения культуры которое наблюдается впоследствии под влиянием зороастризма, хотя он и не получил на территории Южной Осетии своего развития.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Абаев В. И. К вопросу о прародине и древнейших миграциях индоевропейских народов. – в сб., «Древний Восток и античный мир». – М., 1972
[2] Витт В. О. Лошадь древнего Востока. – в сб., «Конские народы в Средней Азии». М., 1937, 14-15.
[3] Гатиев Б. Суеверия и предрассудки у осетин. – «Сборник сведений о кавказских горцах», Т. IX. – Тифлис, 1876.
[4] Городцов В. А. Дако-сарматские элементы в русском народном творчестве. – ТГИМ, Вып. I. - М., 1926.
[5] Иванов В. В. Опыт истолкования древнейших ритуальных и мифологических терминов, образованных от asva «конь»/жертвоприношение коня и дерево asvattha в древней Индии. – в кн. Памяти В. С. Воробьева. – М.-Л., 1972, 137.
[6] Калоев Б. А. Обряд посвящения коня у осетин. – «VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук». – М., 1964.
[7] Ковалевская В. Б.Конь и всадник. – М., 1977, 29
[8] Ковалевская В. Б. Изображение коня и всадника на средневековых амулетах Северного Кавказа. – «Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы». – М., 1978, 111.
[9] Кузьмина Е. Е. Распространение коневодства и культу коня у ираноязычных племен Средней Азии и других народов Старого Света. – в сб.: «Средняя Азия в древности и средневековье». – М., 1977, 28.
[10] Кузьмина Е. Е. Конь в религии и искусстве саков и скифов. – «Скифы и сарматы». – Киев, 1977, 99.
[11] Луконин В. Г. Культура сасанидского Ирана. М.-Л., 1969, 71-72.
[12] Миллер В. Ф. О некоторых древнейших погребальных обрядах на Кавказе. – «Этнографическое обозрение». М., 1911.
[13] Носова Г. А. Язычество в православии. – М., 1974, 3
[14] Погребова М. Н. Иран и Закавказье в раннем железном веке. - М., 1977, 136.
[15] Рыбаков Б. А. Древние элементы в русском народном творчестве / Женское божество и всадники /. – СЭ №1, М., 1948, 90-105.
[16] Токарев С. А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX – начала XX в. – М., 1957, 54
[17] Топоров В. Н. Хеттская sul Su Gi и славянская баба Яга. – КСИС, №38. – М., 1963, 34.
[18] Фиофилакт Симокатта. История. – М., 1957, 200.
[19] Vries J. Die Ketische Religion. Stuttgart, 1961, 124.
[20] Herod, I, 216.
