Вопреки календарю, Новый год на левом берегу Днестра наступил 30 декабря. Всего через неделю после второго тура, давшего ему победу, Евгений Шевчук официально вступил в должность Президента Приднестровской Молдавской Республики. В отличие от ПМР, политический Новый год в Южной Осетии начнётся много позже обычного, после назначенных на 25 марта повторных выборов главы государства.
События в Приднестровье и Южной Осетии, наделавшие было не только там, но и в России много шума, рискуют, однако, оказаться быстро и незаслуженно забытыми в том похмелье, которое порождено нашими собственными выборами 4 декабря.
Еще больший ущерб для спокойного анализа ошибок и заблуждений, свойственных, как и успехи, нашей политике в конфликтных зонах, способна нанести начавшаяся в России президентская избирательная кампания. Но я не сторонник того, чтобы бывшие выборы в Приднестровье и Южной Осетии постигла судьба известия о смерти Сергея Прокофьева, умершего в один день со Сталиным.
Двадцатилетие распада Советского Союза, исполнившееся в ушедшем году, заставляет нас вспомнить о причинах и истоках приднестровского, грузино-осетинского и всех других явных и скрытых конфликтов на нашем пространстве. У каждого из этих конфликтов собственная история, но, как минимум, одна общая причина: нежелание номенклатур, назвавших себя элитами, и наций, провозгласивших себя государствообразующими, трезво смотреть в глаза реальности. Жизнь не преминула жестоко отомстить, но двадцати прошедших лет оказалось недостаточно, чтобы населению в зонах конфликтов дали «вольную», чтобы жить так, как оно хочет. За одним исключением — в 2008 году Россия признала Абхазию и Южную Осетию как независимые государства. Сам акт признания, внешне единогласный и «единоросский», не просто дался политическим и управленческим российским кругам, озабоченным последствиями сезонного охлаждения отношений с Западом. Признание Абхазии и Южной Осетии, ставшее экзаменом на самостоятельность нашей внешней политики, знаменовало собой публичный отказ от клише «признанных» и «непризнанных» государств, бывших в употреблении со времен Козырева и распада СССР. Поведение Грузии и перспектива проведения зимней Олимпиады в Сочи по соседству с территориями, чей фактический статус годами совершенно не совпадал с международно-правовым, заставили Россию определиться. Признавая новые республики, мы признали реальность.
Можно предполагать, что удерживает Россию от признания ПМР, не раз и не два подтверждавшей на референдумах свой независимый статус, и Нагорно-Карабахской Республики, в существовании которой на самом деле сомневается только Азербайджан. Нельзя, конечно, требовать от России большего, чем от Армении, до сих пор официально не признавшей НКР: мы вовлечены в сложный пасьянс на Кавказе, где на чеченском участке граничим именно с Азербайджаном, а не с Нагорным Карабахом. Мы привыкли объяснять своему армянскому партнёру по ОДКБ, что наши хорошие отношения с Азербайджаном на пользу Армении, ибо служат дополнительным фактором, удерживающим её соседа от попыток военного реванша. Как, впрочем, и наша военная база в Армении, срок нахождения которой был недавно очень своевременно продлён. Ответ на вопрос «хотят ли русские войны?» в Нагорном Карабахе и Приднестровье совершенно очевиден в условиях, когда Москва стремится сохранить и Азербайджан, и Молдову как дружественные, суверенные государства в составе СНГ. В отношении Молдовы, на которую явно претендует Румыния, призыв к скорейшему урегулированию и воссозданию общего договорного, федеративного или конфедеративного пространства с Приднестровьем, уже давно стал мантрой нашей политики в регионе: без Приднестровья молдавский астероид рано или поздно свалится на поверхность притягивающей его румынской планеты.
Все правильно, казалось бы. Но от великого до смешного — один шаг, что задолго до Наполеона доказал граф Фиеско, шагнувший мимо трапа в море при попытке захватить власть в Генуе. Увлеченные искусственными конструкциями и комбинациями, мы не замечаем, как начинаем подстегивать реальность, раздражаться и все больше уходить от нее. Первыми жертвами такого раздражения становятся голоса предупреждающих — Кассандры всегда мешают. Но, в конце концов, жертвами оказываются все.
Можно было бы только аплодировать желанию Президента Дмитрия Медведева взять на Россию главную роль в попытке добиться быстрого прогресса в нагорно-карабахском урегулировании. Если бы это было реально при существующем несовпадении позиций сторон. Если бы не было очевидно, что испытывающий эйфорию от своей капитализации Азербайджан, только что безнаказанно сорвавший армяно-турецкое примирение, не будет использовать сам факт нашей заинтересованности в успехе переговоров для ужесточения своих требований. К тому же наши друзья в Баку, уж не знаю почему, совершенно убеждены, что самые грозные башни Кремля не устоят перед груженым золотом осликом... В сухом остатке трехлетних усилий РФ по форсированию мирного процесса в Нагорном Карабахе — взвинчивание напряженности, провокации и жертвы, впервые с 1994 года, в зоне прекращения огня; эскалация угроз и военных бюджетов на фоне разочарования от переговоров; переход в хроническую форму политического кризиса в Армении. Зато теперь, взирая на кремлевские стены (или еще более неприступные на вид проходные центральных телеканалов), великому певцу и послу Азербайджана в Москве впору, как Людовику XIV, воскликнуть: «Нет больше Пиренеев!»
Выше уже говорилось о том, что нельзя осуждать Россию за непринципиальность на том основании, что она не признала Приднестровье, отделенное от нас Украиной, под копирку с Абхазией и Южной Осетией. До тех пор, пока Молдова не решилась, как Грузия в 2008 году, бросить свою судьбу на чашу военной авантюры, можно продолжать попытки соединить два берега Днестра в одном пространстве. При одном, однако, непреложном условии — четком представлении о природе приднестровского конфликта, о «своих» и «чужих» в этой истории. Сегодня, как никогда ранее, требуется понимание: на виду у Румынии, размещающей американские ПРО, ненадежности Молдовы, все более подпадающей под чужое влияние, естественным приоритетом политики России должно быть укрепление стабильности ПМР и поддержка таких условий примирения, при которых интересы Приднестровья были бы максимально гарантированы. Нельзя позволять молдавской стороне надеяться на то, что она сейчас или в будущем добьется решения приднестровской проблемы путём односторонних уступок, капитуляции и развала ПМР. На словах признавая это, мы даём вовлечь себя в бесплодные для нашего приоритета ставки во внутренней политической борьбе молдавских политиков. Дальше — больше: постепенно проникаясь похмельем на чужом пиру, переходим к совместному обсуждению планов «принуждения Приднестровья к договорённости», ищем поддержки во взятой нами на себя невесть зачем миссии исправления приднестровских нравов. От задушевных обсуждений в 2008 г. на самом высоком уровне судьбы Президента Приднестровья Игоря Смирнова с творцом экономической блокады ПМР Владимиром Ворониным (о чём тот сразу поведал американцам, а те, через Wikileaks, всему миру), — к прямому и грубому вмешательству в недавние выборы, поставившему Приднестровье на грань раскола и развала. Не будем предаваться вкусовщине, воротя нос от ходульных приёмов, вроде спонтанных уголовных дел или претензий к тираспольскому коньяку. Но как можно требовать от взрослых людей признать в несчастном случае (Анатолии Каминском) светлый образ будущего, — это не укладывается в самое смелое представление Г. Уэллса о «кремлёвских мечтателях».
При всем неудовольствии от манер И. Смирнова, отличающих его от наших высокоморальных чиновников и политиков, за ним следует признать одно важное преимущество: считая, что «государство — это я», он нипочём не допустил бы сдачи позиций Приднестровья в переговорном процессе. При нём ни трезвому, ни пьяному не пришло бы в голову таранить блокпосты в зоне конфликта — это ведь не Чечня, здесь другая цена жизни. Новому Президенту Евгению Шевчуку ещё придётся доказывать свои таланты и способности. Поводом к оптимизму, как ни обидно для демиургов постсоветского пространства, служит то, что наши соотечественники в Приднестровье предпочли в этом случае сделать выбор без подсказки.
В обстоятельствах, сопутствовавших и определивших развитие политического кризиса на прошлогодних выборах в Южной Осетии, мы видим все то же противоречие между намерениями и практикой российской политики. Поражение официального кандидата на выборах в Южной Осетии было предопределено задолго до их начала.
Ход восстановления экономики Республики, как можно было ожидать, не поспевал за взрывом ожиданий населения на почве эйфории признания Южной Осетии. Началось с того, что политическое руководство России передоверилось Министерству регионального развития и чиновникам, направленным этим Министерством на работу в Цхинвал. Я имею в виду Вадима Бровцева и его команду. Между политическим лидером — Эдуардом Кокойты и правительством во главе с премьером, спущенным из Москвы «в нагрузку» к российскому финансированию, начались сначала трения, а затем конфликты: каждый считал себя главным в вопросе распоряжения деньгами и перекладывал на другого ответственность за срывы, коррупцию и т. д. В этой ситуации нужно было принять политическое решение — дать свободу рук избранному Президенту Южной Осетии взамен его полной ответственности за решения. Но Министерство, а вслед за ним и Кремль, уже смотрели на происходящее глазами своих «эмиссаров» и не позволили их дезавуировать.
Под крышкой котла власти кипели страсти, которым не дали до выборов прорваться наружу, но взаимное доверие между Москвой и Цхинвалом было утеряно. В результате в Кремле «сформировалось мнение»: несговорчивому Эдуарду Кокойты нужно уйти, не дав ему устроить всё, как он хочет (ну, например, разыграв схему преемничества по образцу Путин — Медведев, с оставлением де-факто у руля в Республике). Э. Кокойты пытался как-то сманеврировать. Хотя он и отказался от идеи изменения Конституции и выставления своей кандидатуры на третий срок, публично поддержал не самого близкого ему Бибилова в роли официального преемника, ряд его сторонников параллельно выдвинулись кандидатами. Взаимные подозрения усилились. В такой обстановке авторитет гонимых, обиженных Кокойты рос как на дрожжах. Можно сказать, что власти Южной Осетии, вместе с представителями Москвы, своими руками сотворили феномен оппозиции.
Да, действительно, любой кандидат, выигрывающий выборы в Южной Осетии, как и в Приднестровье, — а сейчас у меня мало сомнений, что предстоящие выборы, в случае выдвижения А. Джиоевой, будут фактически безальтернативными, — на следующий день после инаугурации неизбежно должен будет найти общий язык с Москвой. Но круги от происшедшего разошлись по всему Кавказу. Нам ещё предстоит оценить значение того факта, что Президент Южной Осетии, которого мы поддержали в 2008 году и который мог бы остаться с нашей помощью, как и Игорь Смирнов, героем в истории борьбы за независимость, уходит, растеряв свой авторитет. Этого нельзя было допускать.
Кругом, в Нагорном Карабахе, Абхазии, Приднестровье, Южной Осетии, мы видим природу заблуждений и успехов нашей политики в одном и том же — отношении к реальности, в попытках учесть или поправить ее, не считаясь с силами, возможностями и побочными последствиями. Слишком у многих в исполнительной власти желание творить самому, навязывать свое «нам виднее» опасно превышает способность к объективному анализу, развивается на фоне ухода от диалога и дискуссии. Нет никакого иного рецепта, кроме просвещения и общественного контроля — через парламент, если он окажется соответствующим своей роли, и с высоты Первого лица в государстве. Если 4 марта будет избран человек, способный не только царствовать, но и править.
Константин ЗАТУЛИН,
директор Института стран СНГ
