Тамерлана Дзудцова – режиссера, заслуженного деятеля искусств РЮО, можно отнести к категории тех редких людей, которые находятся в постоянном поиске и реализации новых идей. Причем творческий поиск нашего сегодняшнего гостя давно вышел за рамки режиссуры – в последнее время он всецело окунулся в новое для себя направление – телевизионную журналистику. Насколько удачно – вопрос не сегодняшнего интервью. Но ясно одно, Тамерлан Дзудцов на телевидении явление все-таки временное, поскольку главным направлением его творческой деятельности все же, как выяснилось в ходе нашей беседы, по-прежнему остается именно театральная режиссура. Есть только единственное «но». Как профессиональный режиссер Тамерлан в настоящее время востребован больше за пределами Южной Осетии. Одна из его последних режиссерских работ – трагедия Шекспира «Ромео и Джульетта», которую, кстати, высоко оценили критики, была представлена не так давно на суд северо-осетинского зрителя. После работы в Северной Осетии последовало другое приглашение – несколько неожиданное. Режиссером Дзудцовым заинтересовались в Чеченском театре. Именно с этой новости мы и начали свой разговор, в котором, несмотря на видимые противоречия с руководством юго-осетинского театра, красной нитью проходит неподдельная боль за нынешнее состояние нашего сценического искусства.
– Как известно, Вы планируете осуществить постановку «Фатимы» Коста Хетагурова на сцене чеченского театра. Как так получилось, что осетинская «Фатима», уже давно не ставившаяся на юго-осетинской сцене, может быть представлена чеченскому зрителю?
– Мне поступило предложение от руководства Чеченского государственного театра осуществить одну, любую, на свое усмотрение постановку. «Фатима» – мой личный выбор, это то, что мне действительно интересно, и над чем бы я хотел искренне поработать. Данное произведение Коста – одно из гениальнейших во всей мировой литературе. Более того, история любви в «Фатиме» несколько глубже, чем, скажем, в таком признанном мировом шедевре, как «Ромео и Джульетта». Коста намного убедительнее смог раскрыть сущность любви, поэтому это произведение может быть востребовано и интересно в любую эпоху, любой иноязычной драматургией. Мы же должны уметь представлять наше достояние и за пределами Осетии, а, образно выражаясь, незапрятывать неоправданно в дальний угол.
– Идея постановки «Фатимы» вынашивалась Вами давно, еще в бытность, когда Вы сами возглавляли Юго-Осетинский Госдрамтеатр. Почему же эта постановка именно здесь, на сцене юго-осетинского театра, до сих пор остается в разряде нереализованных?
– Когда художественным руководителем театра был я, то, честно говоря, попросту не успел воплотить данную идею, хотя обдумывал ее, разбирал… Мысленные наработки именно того времени мне сейчас и предстоит воплотить в Чечне. Что же касается времени сегодняшнего, то вопрос с постановкой «Фатимы» на сцене нашего театра – вопрос не ко мне. К сегодняшнему театру я, к сожалению, не имею никакого отношения. Образно говоря, на корабле другие люди, которые рулят в зависимости от своих предпочтений и приоритетов.
– Но, насколько известно, с Вами такую возможность обсуждали...
– Я не знаю, кто и почему это говорит, но конкретного предложения от нашего театра мне не поступало. Вы же понимаете, можно что угодно говорить, но если нет конкретики… А на уровне разговоров и пересудов такие вопросы, как правило, не реализуются. Кстати, я обдумывал поставить «Фатиму» не только здесь, но и в Северной Осетии, но постепенно пришел к выводу, что оба театра на сегодняшний день к этой постановке попросту не готовы. Сам процесс подбора актеров, скажем, в нашем театре образца сегодняшнего дня может стать проблематичным. Я думаю, актеры меня понимают... Что же касается самого спектакля, то для меня, говоря профессиональным языком, он уже «решен», есть четкое видение, как все будет сделано. Это будет не совсем привычная, несколько иная трактовка истории любви, воспетая Коста. Могу только сказать, что уже предвижу шквал критики со стороны осетинской интеллигенции, которая, возможно, будет несколько шокирована новой трактовкой классического произведения.
– Вы уже приступили к работе с чеченскими артистами? Насколько Вам знакома та площадка, и тот подбор актеров, с которыми Вы собираетесь реализовывать свою идею?
– Мне еще не удалось поехать в Чечню, но представление о предстоящей работе имею фактически полное. Я видел работы труппы, с которой мне предстоит работать, на фестивале во Владикавказе. Очень талантливый, профессиональный состав. Кстати, именно потому, что знаю потенциал этих артистов, я дал согласие на работу в Чечне.
– Наш театр сегодня ощущает острую нехватку профессиональных режиссеров, при этом Вы реализуете свои идеи как режиссер за пределами республики. Получается несколько комичная ситуация, когда театр и режиссер, находясь в непосредственной близости, просто не могут найти друг друга и от этого, в общем-то, страдают все, и, прежде всего, осетинское сценическое искусство…
– Если вы имеете в виду мое возможное возвращение в театр, то отвечу однозначно. После того, как меня оттуда «ушли», не будем сейчас акцентировать внимание на причинах, ломиться в закрытые двери я попросту не буду. Но если поступят предложения, отказываться тоже не собираюсь, поскольку наш театр для меня невероятно дорог и в личном, и в профессиональном плане. Поэтому та ситуация, которая там сложилась на сегодняшний день, не может оставлять меня равнодушным. Спектакли, включенные на сегодня в репертуар театра, на мой взгляд, не могут быть интересны, поскольку значительно устарели. Устарели, прежде всего, в понимании зрителя, он их уже не воспринимает. Надо развиваться, не бояться экспериментировать, не бояться набивать шишки. Я смотрел не все работы театра за последние годы, но даже просмотра одного спектакля достаточно, чтобы сказать, что сегодня так уже не работают, спектакли так уже не ставят. Все это настолько далеко от требований настоящего, что ничего радостного, по крайней мере, для себя, я оттуда не вынес. Даже то, что я до сих пор поставил, сегодня настолько устарело, что возвращаться к пройденному уже неинтересно. Недавно мы восстановили спектакль «Тетушка Чарлея», но я остался неудовлетворен результатом. Я не люблю повторяться, но для меня это – вчерашний день. Если спросить актеров нашего театра, каким спектаклем они удовлетворены, большинство, уверен, не смогут ответить на этот вопрос. А если актеру не интересна работа, если у него не горят глаза, то он не сможет показать и достойный результат. Возможности в плане профессионализма у наших артистов большие, но они, к сожалению, не используются даже наполовину, если не сказать, что не используются по назначению вообще.
– Одним из требований дня сегодняшнего является необходимость возвращения к осетинской классической драматургии, которая, к сожалению, на сцене нашего театра не представлена вообще…
– Примитивность мышления заставляет нас говорить, что мы хотим вернуться к осетинской классике, но не можем этого сделать по тем или иным надуманным причинам. Говорить сегодня о классике и настаивать на том, что мы хотим выйти на сцену и сыграть, к примеру, в исторических национальных костюмах, между тем, не имея даже представления, как это сделать. Почему мы себе не задаем вопрос, а умеем ли мы это делать? Я никого не хочу ущемлять, никого унижать, но этим надо жить. А если ходить вокруг театра, скажем, с бутылкой пива, позволяя вести себя похабно, как можно выходить потом на сцену и убедительно сыграть, к примеру, осетинского аристократа ушедших веков или воина-алана? Это ложь, самообман. Другая сторона – тоже надуманная причина отсутствия хороших произведений на родном языке. В осетинской драматургии есть произведения, которые востребованы всегда, нужно просто уметь по-новому на них взглянуть, по-новому прочитать. Чего стоят только произведения Елбыздыко Бритаева. Вообще, на мой взгляд, в осетинской драматургии при наличии трех столпов – «Фатимы» Коста, произведений Елбыздыко и драм Владимира Ванеева, всегда есть к чему обратиться. Эти уникальные произведения нужно просто грамотно, профессионально, каждый раз по-новому уметь доносить до зрителя. Плюс ко всему это именно тот материал, который, при грамотной работе, не стыдно представлять за пределами республики, как показатель культуры осетинского народа. Возвращаться к классике можно всегда, поскольку с течением времени те исторические события, та эпоха, то отражение быта и культуры народа, которое обосновано в подобного рода литературе, свою актуальность не утрачивают, а как раз напротив.
– Есть еще одна причина, по которой возможность постановки осетинской классики на нашей сцене на сегодняшний день невозможна. Театр сегодня ссылается на отсутствие условий, сценического пространства, невозможность использования необходимых декораций и т.д…
– Я с этим не согласен. Эти причины в большинстве своем звучат, как бы, в оправдание за бездействие. Сегодня не эпоха декораций, декорации – вчерашний день. При всем изобилии фильмов с обилием спецэффектов сегодня зрителя уже невозможно удивить зрелищностью. Сегодняшний зритель идет в театр не за зрелищностью, а за игрой актеров. Если наш театр будет и дальше делать акцент на декорации, мы далеко не пойдем. Профессионализм надо показывать по-другому, а не посредством богатства фона. С чего начинается театр? Можно по-разному отвечать на этот вопрос, но мне понятнее бытующая истина о том, что театр начинается с артиста и… маленького коврика на площади, где он может начать представлять свое творчество.
– В привычном нашем восприятии мы привыкли апеллировать к театру прошлого, проводя параллели между былым величием и застойным настоящим. Была эпоха процветания театра со множеством ярких, знаковых имен. Сегодня создается впечатление, что между театром и зрителем огромная пропасть и она с течением времени только углубляется. Что, на Ваш взгляд, требует зритель от театра?
– Есть множество способов вернуть зрителя в театр, но самым главным здесь, на мой взгляд, является честная игра артистов. Зритель достаточно тонко чувствует фальшь, халтуру. Когда мы говорим о былом величии театра, мы имеем в виду, прежде всего, эпоху, людей, на которых фактически опиралось сценическое искусство, профессиональная мощь которых позволяла беспрепятственно постигать зачастую невозможное. Мы привыкли оправдываться тем, что у нас нет здания театра, нет драматургов, нет режиссеров и прочего. Но мы забываем то, что у нас нет людей, которые живут этим самым театром, живут искусством. Величие театра создавали актеры. Когда мы говорим о прошлом нашего театра, мы часто ссылаемся на те или иные имена. Во времена Давида Габараева… Во времена Гаврила Таугазова… Кадзаха Чочиева… Этих знаковых для осетинского сценического искусства артистов можно перечислять долго. Сегодняшний период истории нашего театра, наверное, будет трудно ассоциировать с именами отдельных артистов. Вспоминая историю последнего десятилетия нашего театра мы, скорее всего, будем говорить, до или после пожара в театре. Без имен. При этом я ни в коей мере не говорю, что у нас сейчас нет талантливых артистов, они есть и их, слава Богу, немало. Но практически все они заражены состоянием какой-то инертности и хандры, нежеланием работать и двигаться вперед. А когда артист, образно говоря, скучает в профессии, когда он не одержим желанием сыграть какую-то особенную, свою роль, он просту теряет форму и никакой природный талант здесь уже не в помощь.
– В одно время у Вас была идея о создании здесь, в Южной Осетии, Русского театра антрепризы. Насколько реальна возможность ее осуществления?
– Я от этой идеи еще не отказался, хотя проблем с реализацией данной задумки достаточно. Мне хочется сделать театр малосоставный. Почему театр русский? Эта необходимость есть и она чувствуется. Мне кажется, что нужно уметь доносить свою культуру до людей, которые сюда приезжают работать. Об осетинской культуре известно мало, мы не научились в достаточной степени ее представлять. Между тем, это очень важно. Почему русские не должны иметь возможность знакомиться с нашим национальным достоянием в области драматургии? Это, на мой взгляд, упущение, и я хочу его исправить. Что из этого получится – покажет время.
