Год назад Россия и Южная Осетия подписали договор о союзничестве и интеграции. Ольга Алленова поговорила с президентом Южной Осетии Леонидом Тибиловым и выяснила, теряет ли республика вместе с этим договором свою независимость.
-Год назад между Россией и Южной Осетией был подписан договор об интеграции. Каковы его итоги?
Мы считаем его исторической вехой на пути сближения наших государств, это документ стратегического масштаба. Южная Осетия обрела статус союзника в лице России. Внешний контур границ двух наших стран теперь очерчивает единое оборонное пространство. Для Южной Осетии безопасность от внешней агрессии — приоритет номер один. Думаю, мне не надо это детально объяснять: два десятка лет Южная Осетия жила либо в состоянии войны, либо в ожидании очередной агрессии со стороны Грузии, а статус союзника России — это качественно новый уровень обеспечения безопасности и двустороннего сотрудничества. Кроме оборонной, у этого договора есть еще много других задач, он предусматривает подписание в общей сложности 12 дополнительных соглашений. Еще не все соглашения подписаны, мы активно над ними работаем.
На жизни Южной Осетии наличие этого договора как-то отразилось?
Отразится обязательно. Но мы же понимаем, что чудесных изменений за короткий срок не бывает и, чтобы договор заработал в полном объеме, нужно завершить процесс подписания всех дополнительных соглашений. То есть нужно время. Но темп хороший, и, судя по нему, главная цель договора — тесная интеграция с Россией — будет скоро достигнута.
Однако главное — уверенность в безопасности. Когда вторая статья договора говорит о том, что Россия берет на себя обеспечение обороны республики, и когда договор предусматривает, что нападение на одну из договаривающихся сторон будет расцениваться как нападение и на вторую сторону тоже, это дает нам дополнительные гарантии и полную безопасность. Такая уверенность сейчас у нас есть.
-Уточните, пожалуйста: если происходит, предположим, какая-то военная интервенция, кто принимает решение об обороне Южной Осетии — Россия или Южная Осетия? Судя по прошлогоднему общественному обсуждению договора, этот вопрос волновал многих людей в вашей республике.
-Решение принимают главнокомандующие.
То есть если что-то подобное произойдет завтра, решение будут вместе принимать президент Российской Федерации и президент Южной Осетии?
Не дай бог, это произойдет, но мне кажется, что да, именно так.
-Перед подписанием этого договора в республике шли горячие дискуссии о том, что договор об интеграции лишает Южную Осетию самостоятельности и что Министерство обороны республики будет поглощено российским ведомством. В итоге оно поглощено или нет?
Действительно, много разговоров было вокруг дополнительного соглашения к договору об интеграции, которое касалось Министерства обороны. Да, с одной стороны, договор предусматривает вхождение отдельных подразделений нашего министерства в состав российского ведомства, но это не означает, что наше Министерство обороны будет полностью поглощено российским Министерством обороны. Хотя определенные трудности в подготовке этого соглашения есть, и специалистам есть над чем работать. Сегодня наше Минобороны остается в прежнем статусе и существует как самостоятельный орган государства в структуре исполнительной власти республики. Это, кстати, касается и таможенного управления нашего, и комитета государственной безопасности.
Когда обсуждался договор и его часть про оборону, министр обороны Южной Осетии Валерий Яхновец даже ушел в отставку.
Валерий Адамович и до этого выражал желание уйти в отставку по личным причинам. Может быть, у него были какие-то особые взгляды на отдельные положения соглашения, но это не являлось причиной его ухода с поста министра обороны. Мне он сказал, что уходит по семейным обстоятельствам.
-В последнее время в Южной Осетии часто звучат призывы войти в состав РФ. Означает ли это, что идея независимости уже исчерпала себя?
-Идея вхождения в Россию, действительно, всегда жила и живет в нашем обществе. Когда речь идет о вопросах такого порядка, как развитие государственности, надо исходить из комплекса обстоятельств: времени, эпохи, геополитического пространства, в котором эта государственность функционирует. Мы все в нашей республике знаем, что идея независимости прекрасна. Осетинское государство возродилось спустя несколько столетий после уничтожения Алании захватчиками, и эта идея не может не вдохновлять. Наш народ проявил огромную волю, самоотверженность в борьбе за свободу, за независимость от Грузии, которая продолжает притязать на территорию Южной Осетии, переданную Грузинской ССР в 1921 году против воли осетинского народа. Но сегодня мы видим, что в современном мире, в системе жуткой турбулентности, охватывающей целые регионы, небольшая страна может сохранить себя только вместе с могущественным союзником. После нападения грузинской армии на Южную Осетию в августе 2008 года руководством РФ было найдено оптимальное для нас решение — признание независимости. Народ Южной Осетии находился на грани исчезновения, и это признание, а потом и договор об интеграции дали нам новые силы и стимул. У нас хорошая возможность в перспективе сделать еще более решительный шаг, и мы работаем над этим.
-Есть ли какая реакция со стороны Кремля на желание Южной Осетии войти в состав РФ?
-Политическое руководство России не раз отмечало, что характер отношений между РФ и ЮО будет определяться самим народом Южной Осетии. В то же время такие серьезные шаги должны продумываться, просчитываться и обсуждаться. Мне кажется, время работает на нашу идею. Что касается конкретной реакции — руководство России в курсе, что идет работа по этому вопросу. Но иногда для принятия решений нужны определенные возможности или обстоятельства. Никто не думал несколько лет назад, что проведение референдума в Крыму будет возможно. Однако когда сошлись, как говорится, звезды для народов Крыма и России, такое решение было принято. Не исключено, что для Южной Осетии...
-Тоже сойдутся звезды.
- Не исключаю, да. Мы ждем этого момента.
"Единая Осетия как раз и приобретет название Алания"
-Вы недавно предложили переименовать Южную Осетию в Аланию, зачем? Это как-то связано с открытием Аланских ворот в ингушском Магасе?
-Знаете, еще когда в Ингушетии не было Аланских ворот, а в Магасе не было площади с соответствующим названием, идея переименования в Аланию жила в нашем народе. Депутаты парламента первого и второго созывов этот вопрос ставили.
Хорошо помню, что и я, будучи депутатом, работал над реализацией этой идеи. Многие наши общественные деятели говорили, что нужно вернуться к названию, от которого наш народ берет свое начало. Мы осетины, а наши предшественники — аланы. В свое время Северная Осетия добавила к названию наименование Алания, и мне кажется, что мы тоже могли бы так поступить, тем более что мы мечтаем воссоединиться с Северной Осетией. И единая Осетия как раз и приобретет название Алания — вот в таком качестве мы хотели бы видеть себя в составе России. Мы видим, что люди поддерживают идею переименования в Республику Южная Осетия-Алания.
-То есть вы серьезно обсуждаете этот вопрос?
-Я уже дал поручение соответствующим службам, проведены первые консультации, создана комиссия под руководством председателя правительства, она готовит соответствующие документы, и они будут переданы в парламент республики для проведения слушаний. Это также было отражено в моем послании к народу и парламенту Южной Осетии.
-Православная церковь Южной Осетии в свое время обращалась в РПЦ за окормлением, но РПЦ считает Южную Осетию канонической территорией Грузии. И теперь церковь Южной Осетии находится под омофором Греческой православной церкви противостоящих. Этот статус может измениться?
-Это очень серьезный вопрос. У Греческой православной церкви противостоящих нет канонического общения с РПЦ — если бы оно было, это решило бы все проблемы. Но так уж получилось, что только в 1990-е годы наша православная церковь была возрождена. Известно же, что Грузинская православная церковь в 1990-е годы заняла националистическую позицию, и это сделало невозможным общение наших священников с ГПЦ. Наша православная паства в то время обратилась в Московский патриархат РПЦ с просьбой взять нашу церковь под свой омофор. Но церковные каноны не позволили решить этот вопрос, хотя я считаю, что снимать его с повестки нельзя. У меня была встреча с патриархом Московским и всея Руси Кириллом в 2014 году, мы обсуждали вопрос о переводе нашей церкви в лоно РПЦ. Определенная работа на сближение проведена. В ближайшее время начнется строительство храма в центре города Цхинвал. Храм этот — Русской православной церкви. Я лично выбирал место для храма, он будет стоять в центре Цхинвала. Надеюсь, это шаг к тому, чтобы наша церковь вошла в каноническое общение с РПЦ. И еще хочу отметить, что в августе 2008 года РПЦ поддерживала нас, несмотря на то что это могло испортить ее отношения с Грузинской церковью. Мы это очень ценим.
-А кто конкретно будет строить православный храм в Цхинвале? РПЦ?
-Построит РПЦ: есть Фонд возрождения православия и Фонд Андрея Первозванного, это их проект.
Если Южная Осетия все же не войдет в состав России, есть ли у нее ресурс для выживания? Что-то вообще делается для развития экономического потенциала?
-Вы, наверное, знаете, что Россия многое делает для восстановления республики и ее экономики, начиная с 2008 года. За 20 лет войн и противостояния наша экономика пришла в упадок, и сегодня без поддержки России серьезно развиваться она не сможет. Поэтому для нас и важны те межгосударственные отношения, о которых я уже говорил, они касаются и экономики тоже. Теперь Южная Осетия фактически уже является частью российского экономического пространства. Для наших производителей и предпринимателей благодаря соглашению о режиме торговли открыт огромный российский рынок. После долгих лет восстановления жилья и инфраструктуры республика приступает к развитию реального сектора экономики. Мы свои планы отразили в инвестиционной программе развития, до 2017 года она предусматривает 800 млн рублей на поддержку инвестиционных проектов в Южной Осетии. В первую очередь эти деньги мы будем использовать для инфраструктурной поддержки бизнес-проектов.
-А какой бизнес уже есть?
-В этом году начнется строительство производства по переработке мяса птицы. Уже третий год у нас работает швейная фабрика БТК-4. Хотим привлечь инвестиции в сельское хозяйство: есть крупные проекты вроде молочно-товарной фермы и интенсивных фруктовых садов. Ну и гидроэнергетика — тут потенциал у нас огромный, мы в принципе можем обеспечивать себя энергией. Еще могу сказать о наших фермерах. После 2008 года государство вложило серьезные деньги в их поддержку, и это уже дает плоды. Еще пару лет назад на прилавках магазинов фактически не было местной сельхозпродукции, а сегодня она уже занимает свою нишу на местном рынке.
Вы сказали про инвестиционную программу, рассчитанную до 2017 года. Деньги уже поступают? Вы за них отчитываетесь?
Отчитываемся мы постоянно, все средства, которые мы получаем, контролируются. У нас есть казначейство, у нас регулярно, начиная с 2013 года, работает Счетная палата РФ. Последний отчет Счетной палаты был сделан в конце 2015 года: ни одного случая нецелевого использования в республике не зафиксировано.
- В Южной Осетии нет современной больницы, специалистов и оборудования, чтобы проводить высокотехнологичные операции. До Владикавказа — четыре часа, перевал иногда закрыт из-за погоды. Как вы сегодня решаете проблему с доступом тяжелых больных к необходимой медицинской помощи? Я помню, что раньше прибегали к помощи международного Красного Креста, сотрудники которого отвозили тяжелых пациентов в Тбилиси. А сейчас отвозят?
-Подразделение Красного Креста здесь, в Цхинвале, есть, и кроме основных вопросов по своему мандату они занимаются и той помощью, о которой вы говорите. Мы работаем над тем, чтобы таких случаев было меньше, и российский Минздрав нам в этом помогает. Наши медицинские учреждения обеспечиваются лекарствами в полном объеме; молодые люди, которые обучались в вузах России, возвращаются, и специалистов в наших учреждениях становится больше. Да, у нас еще нет соответствующего высокотехнологического медицинского оборудования, но над этим мы тоже работаем. Однако в экстренных случаях, когда в условиях Цхинвала нельзя оказать нашему больному высокотехнологическую помощь, люди прибегают к помощи Красного Креста. К сожалению, так.
-Почему "к сожалению"? Хорошо же, что есть выход.
-Я говорю "к сожалению", потому что у нас своя медицина должна быть такого уровня, чтобы не прибегать к чьей-то помощи.
С Грузией у нас нет никаких отношений, и, конечно, мы бы хотели своими силами лечить наших граждан.
Но мне кажется, что это неплохо вас характеризует, потому что если бы вы не разрешали Красному Кресту перевозить ваших больных в Тбилиси и люди бы умирали от неоказания помощи, то была бы гуманитарная катастрофа.
Конечно. Потому мы и относимся к этому с пониманием. Но, знаете, уже в этом, 2016 году, мы будем строить большой медицинский кластер. Я надеюсь, что по завершении строительства мы вместе с Минздравом России будем приглашать туда специалистов, чтобы больные получали помощь здесь, на месте.
-Недавно на границе Южной Осетии и Грузии произошел обмен заключенными. Грузинская сторона освободила жителей Южной Осетии, которые были осуждены на длительные сроки по статье "терроризм". А вы освободили граждан Грузии, которые были осуждены в Южной Осетии по обвинениям в шпионаже, похищении людей и незаконном пересечении госграницы. Как это произошло?
-Мы работаем в рамках Женевских дискуссий по вопросам урегулирования конфликтных ситуаций. Женевский формат до сих пор остается единственной площадкой по обсуждению вопросов безопасности и стабильности в этом регионе. Мы принимаем в них участие вместе с нашими друзьями из Абхазии и России, там также есть грузинская сторона и международные партнеры. Вот на этой площадке и решался вопрос обмена. Четыре наших гражданина были осуждены в Грузии, один на 28 лет, другие получили пожизненные сроки. Они были осуждены по сфабрикованным делам и были, по сути, заложниками.
Этот вопрос обсуждался долго. Я два раза встречался с сопредседателями Женевских дискуссий, говорил с ними о необходимости решить вопрос обмена заключенными с грузинской стороной. В свое время и в Абхазии были осуждены граждане Грузии, их было несколько человек. И у нас были осужденные граждане Грузии. Было решено обменять их на четырех наших граждан, находившихся в грузинской тюрьме. Я обратился к президенту Абхазии Раулю Джумковичу Хаджимбе с просьбой о содействии. Абхазия пошла навстречу, они отпустили заключенных лиц грузинской национальности, которые были осуждены абхазским правосудием. Благодаря всем этим совместным усилиям наши ребята были освобождены. Мы очень благодарны руководству Абхазии и ее гражданам.
-В соцсетях пишут, что обмен неравноценный. Задают вопрос, почему не меняли всех на всех, ведь в Грузии еще остались заключенные из Южной Осетии.
-У нас с начала грузино-осетинского конфликта, с 1990-х годов, около 132 граждан пропало без вести. Мы сегодня не имеем полной информации об их судьбе — живы ли они, находятся в тюрьмах или где-то еще. И в рамках Женевских дискуссий обсуждается возможность выяснить судьбу наших людей. Сейчас у нас есть достоверная информация только о трех наших гражданах, которые в 2008 году попали в руки правоохранительных органов Грузии, и есть подтверждение из Грузии. По ним мы работаем. Будем надеяться, что они живы.
-Возведение колючей проволоки на границе с Грузией продолжается или уже завершено?
-Вы очень интересно поставили вопрос о колючей проволоке.
-Я сама ее видела.
-Это наша государственная граница с Грузией. Конечно, наши пограничные службы проводили работы по обозначению линии границы инженерно-заградительными сооружениями и соответствующими информационными знаками. Эти работы проводились исключительно на нашей территории, в некотором удалении от самой линии границы. Потому что за линией границы есть еще нейтральная полоса. И такая работа проводилась, проводится и будет проводиться в целях нашей безопасности и стабильности. Практика показывает, что в местах, где возведены инженерные сооружения и поставлены знаки, значительно сократилось количество нарушений режима госграницы.
-Эти заграждения на границе разделили некоторые села или семьи, лишив их возможности ходить к родственникам. Как-то им можно помочь?
-Да, конечно. Мы принимаем меры. Правительство республики, исходя из гуманитарных соображений, определило пункты упрощенного пересечения границы. Один в Лениногорском районе, а второй в Джавском районе, в селах Синагур, Карзман: там дети школьного возраста ходят в грузинскую деревню в школу, и мы пошли на открытие пропускного пункта. Все это делается для того, чтобы люди могли общаться со своими семьями. И еще один пункт пропуска мы недавно открыли исключительно для наших жителей, для осетин, которые оказались за линией границы, в Цхинвальском районе, в селе Зандиаткар. Это село было раньше нашей территорией, но после августа 2008 года оказалось по ту сторону границы. Мы составили списки людей, которые живут в этом селе, и через погранслужбу по спискам пропускают людей в обе стороны.
"Фактически ничего не функционировало, 20 лет полного развала и запустения"
-Недавно в Южной Осетии провели перепись населения, каковы ее итоги?
-По данным переписи, проведенной в республике в конце 2015 года, в Южной Осетии живет 53 559 человек. Хочу подчеркнуть, что последняя перепись населения в Южной Осетии проводилась еще в советский период, в 1989 году. Так что это очень важное для нас мероприятие, и мы к нему тщательно готовились и в правовом плане, и в техническом.
-То есть оттока населения нет? Ведь многие годы говорили, что в Южной Осетии живет не более 30 тысяч человек.
-Вы сами видите, цифры говорят о приросте. Наши недруги часто говорили: "Что это, мол, за республика, если там от силы 15 тысяч наберется". Ну вот, нас гораздо больше. И никакого оттока нет, напротив, люди приезжают. Наше статистическое управление говорит, что за последние три года приток людей в Южную Осетию составил примерно 2,5%.
-После войны 2008-го в Южной Осетии было много разрушений, и восстановление шло очень долго, люди годами жили в палатках. Процесс восстановления завершен?
-Выполнение инвестиционной программы находится под моим личным контролем, мы провели основные восстановительные работы и до конца 2017 года ее завершим. Вообще за эти годы была проведена огромная работа по восстановлению. Мы вводим в строй больницы и детские сады, дома культуры, в прошлом году сдали в эксплуатацию наш национальный музей — получился интересный объект. Строим драматический театр — солидное здание. Строим дороги в республике, благоустраиваем улицы в столице, эта работа уже к концу подходит. В этом году начали строить университетский комплекс. В села проводим дороги, линии электропередачи, создаем условия для того, чтобы люди возвращались в село, потому что экономика наша должна в первую очередь на село опираться.
-А исторический Еврейский квартал Цхинвала восстановлен?
-К сожалению, нет. Многие строения там и до войны были в ветхом состоянии, а во время боевых действий в 2008 году этот квартал сильно пострадал. У нас есть новый генплан Цхинвала, мы будем восстанавливать и Еврейский квартал.
-Восстановление идет почти восемь лет. Почему так долго?
-Южная Осетия была полностью разрушена, Цхинвал в 2008 году горел, а до 2008-го более 117 сел на территории республики были сожжены. Фактически ничего не функционировало, 20 лет полного развала и запустения. И все это нужно восстанавливать. Конечно, быстро не получится. Но мы, правда, очень многое сделали. В этом году завершим благоустройство 11 улиц из тех, которые считаются главными. Мы начали строить главную дорогу от Цхинвала до другого города — Квайса. Идут работы над поддержанием дорожного полотна на Транскавказской магистрали, которая связывает Южную Осетию с Россией.
-А в селах еще много разрушенных домов?
-В районах есть такие села, через которые прошла война. Там остаются дома, которые пока не восстановлены, в других нужно провести кровельные восстановительные работы. У нас и в городе еще около 45 квартир в муниципальных жилых домах, они пострадали во время боевых действий в 2008 году и тоже нуждаются в восстановлении.
-Но в палатках-то люди уже не живут?
-Таких фактов нет. Все вопросы находятся под моим контролем, и с этой ситуацией в республике я знаком хорошо.
-В Южной Осетии президентские выборы пройдут уже через год, вы будете баллотироваться?
-Конституция дает мне возможность идти на второй срок. Но самое главное сейчас — в оставшееся до выборов время реализовать те программы, которые у нас есть, и показать, что президент работоспособен, а народ свое отношение выразит через выборы.
-Какая главная задача у следующего президента?
-Задач много, это же государство. Закон должен работать. Нужно сохранить консолидацию, стабильность, продолжать укреплять государство, строить экономику. И быть верным союзническому долгу перед Россией.
