Дождался! – первое, что пришло на ум утром 8 июня, узнав об его освобождении. Шквал эмоций накрыл каждого, кто все эти долгие девять лет не терял надежды увидеть его, Марика Дудаева, живым и искренне молил Всевышнего за его свободу. Вера в то, что он вернется, была всегда, но она, признаться, была несколько призрачной, оттого и перспектива увидеть его на родной земле, среди своих, казалась отдаленной и временами даже невозможной. 23 года отбывания наказания в тюрьме строгого режима – именно столько определило для него грузинское правосудие.
23 года – это целая вечность, целая жизнь… Выдержит ли, сможет ли человек, которого буквально изрешетили пулями во время задержания в 2004 году, элементарно выжить и, тем более, бороться до конца и дождаться освобождения? Наверное, надо было знать его лично, чтобы все сомнения в благополучном исходе этой истории, подобной закрученному бестселлеру, растворились под давлением твердого и уверенного «да». Только после встречи с ним стало понятно, что другого исхода у этой истории с заточением в тюрьму быть и не могло. Только он, невероятно сильный по духу осетин мог вытерпеть и выстрадать каждой клеточкой души и тела обретенную свободу. Только такой жизнелюб мог наплевать на удушающую обстановку, на ежечасное давление ситуации, из которой, казалось, выхода нет и быть не может и бороться за свою свободу, за жизнь, которую искалечил грузинский фашизм. Интервью как такового, последовательного, с четкими вопросами-ответами у нас с Мариком Дудаевым не сложилось. Он очень неохотно говорит о себе, о «дотюремном» периоде жизни, о годах, проведенных за решеткой, считая, что интересного в этих долгих девяти годах было мало. Он просто радуется жизни, долгожданной встрече с семьей, с ребенком, который родился через несколько месяцев после его заточения, и которого до 8 июня этого года видел только раз… Марик изменился. Изменился внешне. Брутальный красавец крепкого спортивного телосложения, брюнет с бородой, которая придавала ему излишнее обаяние и мужественность, за девять лет приобрел «образ», в котором от прежнего Марика не осталось почти ничего. Убеленный сединой мужчина, исхудавший и несколько растерянный – это уже не тот Марик, не заметить которого раньше было просто невозможно. Он изменился не только внешне. После пройденных кругов ада он не может не смотреть на этот мир другими глазами, он не может не переоценить ценности жизни… Неизменным остались только его благородство и способность к состраданию. Он полон планов на жизнь… Впрочем, об этом чуть позже. А пока…
Предыстория
О судьбе Марика Дудаева можно написать целую книгу – закрученный роман, в котором для вымысла заведомо места не остается, поскольку это именно тот случай, когда взятый за основу сюжет из жизни не требует дополнительных сгущающих красок, обычных по законам жанра. Судьба Марика Дудаева мало чем отличалась от сотен других, поскольку начиная с 1989 года вся молодежь Южной Осетии избрала для себя один путь – путь борьбы и защиты своего Отечества. Но тогда мало кто догадывался, что взять в руки оружие Марика заставила не только любовь к Родине и безграничный патриотизм, но и глубоко трагичная личная драма. Ему не было и 20-ти, когда в 1989 году Грузия начала вторгаться на территорию Южной Осетии. Семья Дудаевых жила в селении Арцеу Цхинвальского района, которое по географическому расположению находилось полностью в окружении грузинских сел. Естественно, в первую очередь бесчинства грузинских бандформирований начались именно в таких наиболее уязвимых, труднодоступных и отдаленных от Цхинвала территориях. Марика в родном селе не было, когда в семью Дудаевых пришла беда. Вооруженная банда грузин пришла в село, угнала весь скот, разгромила дома осетин и увезла их имущество. Когда отец Марика попытался им воспротивиться, бандиты на глазах у испуганной жены и нескольких односельчан избили пожилого мужчину до полусмерти, и напоследок взяв с печки ведро с водой, облили его кипятком и ушли. Мучения несчастного продолжались два дня, после чего, так и не придя в сознание, он умер. Еще через какое-то время грузины сожгли дотла дом Дудаевых. С этого дня Марик встал на путь борьбы и мести. Вернувшись в родное село после ввода в Южную Осетию миротворческих сил, он первым делом взялся за восстановление родительского дома, построил ферму, купил большой яблоневый сад, нанял рабочих и сам тоже не покладая рук трудился с ними. С возращением Марика Арцеу стал не доступной территорией для грузинских бандформирований, ибо все не раз слышали его предупреждение – кто пойдет в село с целью вредительства, грабежа и разбоя будут расстреляны в упор. Селяне любили и уважали Марика, ведь многих из них он обеспечил работой, оказывал им помощь по мере возможностей, причем, никак не выделяя людей по национальному признаку. Однако, присутствие Марика Дудаева в Арцеуском ущелье не давало покоя главарям грузинских бандформирований, они неоднократно объявляли высокую цену за его голову. Им было просто унизительно считать, что какой-то там осетин, причем совершенно один, держит в страхе всю округу, закрыв им полностью путь в Арцеу, и они решили его убить.
Круги Ада
«Селение Арцеу неофициально было поделено на две части – осетинскую и грузинскую. В так называемой грузинской части нашего села проживали несколько ярых грузинских националистов, которые в период первой волны грузинской агрессии занимались грабежом осетинского населения, за ними же было и несколько убийств жителей осетинской национальности, – вспоминает Марик. – Несмотря на то, что в начале 2000-ых открытых боевых действий по отношению осетин грузинская сторона не вела, эти люди никак не могли угомониться, продолжая применять в отношении осетин различные методы вредительства. Не раз через третьих лиц я передавал им жесткие предупреждения покончить с их бесчинствами. В ответ мне передавали только угрозы и оскорбления... Я находился в своем доме в Арцеу, когда мне позвонил знакомый из грузинской части нашего села и сбивчиво проинформировал о готовящемся моем убийстве. Голос на том конце связи в ужасе предупреждал, что за мной уже идут. Как я успел выяснить, посидев несколько часов за обильным застольем, уверенность моих грузинских «друзей» в том, что меня необходимо «убрать» уже в тот же день, окрепла. Вдвоем, вооруженные, они двинулись в сторону моего дома. Я их ждал. Из окна я видел, как один из них ногой открыл ворота и громко ругаясь, не стесняясь в выражениях, открыл огонь по дому. На крыльцо я выскочил уже с автоматом. Ответный огонь с моей стороны сразил его наповал»… С этого дня за Мариком началась самая настоящая охота. Он знал, что «заказан», но никто и никогда не видел в его глазах страха, даже несколько покушений, попыток убийства, не смогли заставить его покинуть родное село. Свое будущее он видел только здесь, в Арцеу. В 2003 году Марик женился на Марфе Вазаговой. Молодая семья уже была в счастливом ожидании своего первенца, когда их постигло несчастье. В холодный дождливый мартовский день 2004 года Марику устроили засаду на собственной ферме. Утром того дня вместе со своим другом и однофамильцем они повезли продукты рабочим фермы. Когда Марик у ворот своей фермы вышел из машины, внезапно десяток грузинских спецназовцев без предупреждения открыли огонь из автоматов. Он упал. К истекающему кровью подошел один из спецназовцев и выстрелил в голову. Как оказалось в последствии, последняя пуля прошла навылет. И по счастливой случайности это позволило ему остаться в живых. В том числе, несмотря на множество ранений брюшной полости, конечностей и обоих легких. Бездыханное тело Марика спецназовцы закинули в багажник его же машины и увезли в Гори. В тот день все грузинские телеканалы начинали новости с кадров из горийской больницы. По коридору больницы на каталке везли молодого мужчину в бессознательном состоянии. Все это сопровождалось текстом, из которого следовало, что при попытке взорвать железнодорожную полосу недалеко от Тбилиси был задержан уроженец Южной Осетии Марик Дудаев. Тут же в новостях Дудаеву давали и характеристику: бандит, убийца, террорист, насильник и т. д. На следующий день по этому поводу выступил и президент Грузии. Он с восторгом говорил о том, что в Джавском районе (?) был задержан бандит и рецидивист Дудаев. По мнению Михаила Саакашвили, с его поимкой, наконец, восторжествовала справедливость… А в это время Марик находился в шаге от смерти. Его прооперировали, удалили несколько пуль, а вот одну, застрявшую в ребрах рядом с сердцем удалять не стали, возможно, думали, что он все равно не жилец на этом свете. Больницу, в которой находился Марик, оцепили тройным кольцом спецназа, все грузинские телеканалы вели репортажи с места события. Пока он находился в больнице, рядом с ним поочередно находились супруга и сестра. Через несколько месяцев, когда он встал на ноги, его перевели в следственный изолятор. Потом был суд. За это время родилась маленькая Донна, но долгожданное счастье отцовства Марику испытать не удалось, в это время, стиснув зубы от боли физических ран и душевных рубцов, он ожидал приговора. «Даже сами грузинские правозащитники в ходе судебного процесса приходили в ужас от «справедливости» грузинского правосудия, – вспоминает Марик, – этот судебный процесс был формальностью, неприкрытым фарсом. Режиму Саакашвили нужно было продемонстрировать, какая участь может ждать каждого из осетин, поднявшего руку на грузина. И неважно, что это может быть самооборона, защита своего дома, своей земли, своей чести, в конце концов. Во время процесса судья вызывала в суд в том числе и моих односельчан, многие из которых были грузинской национальности, но даже они отказывались свидетельствовать против меня. Но я был уверен, что никакие свидетельские показания мне уже не помогут, вердикт был вынесен задолго до начала процесса, поэтому я жалел людей, которые искренне расстраивались после каждого судебного заседания, понимая, что их показания в расчет не берутся».
Марик не ошибся. При всей сфабрикованности уголовного дела и при отсутствии надлежащей доказательной базы ему вынесли суровый приговор – 23 года лишения свободы, с отбыванием наказания в грузинской тюрьме строгого режима. «Из всех преступлений, которые по версии следствия были мне инкриминированы, я признал свою вину только по одному эпизоду, тому, о котором я говорил выше. Но это убийство они тоже трактовали как намеренное, то, что это была самооборона, защита своего дома от вооруженного посягательства, в расчет не бралось. Не говоря уже о других ярлыках особо опасного преступника, которые мне столь «удачно» в спешке прикрепили… Первые три года, вплоть до начала 2008 года я отбывал срок в камере, находящейся в подвале тюрьмы, – Марик рассказывает о выпавших на его долю испытаниях спокойно и даже несколько отчужденно, – месяцами не видел дневного света. Можно предположить, что в таких условиях, с осознанием всей безысходности ситуации, в которой я оказался, могли появляться мысли о самоубийстве. Но скажу откровенно – их не было. Характер не позволял наложить на себя руки. А вот умереть, уйти тихо, хотелось не раз. Уснуть и больше не проснуться. Потом, осмысливая свою жизнь, думая о дочери, которая может меня так никогда и не увидеть, ругал себя за подобную слабость. Выйду, чего бы мне это не стоило, – уверенно повторял про себя и сам начинал верить в скорое освобождение, – негоже мужчине, тем более осетину, идти на поводу у эмоций. Меня стали посещать иностранные правозащитники, их заключения о том, что мне по состоянию здоровья, с ранеными легкими нельзя находиться в подвальном помещении, доводились до определенных инстанций. В итоге в начале 2008 года меня перевели в общую камеру на втором этаже. Здесь мне, безусловно, стало легче. В тюрьме свои законы. Криминальный мир не признает национальности. Здесь акценты ставятся на статью, по которой ты отбываешь наказание. Криминальным авторитетам плевать на политику, они обосновывают свое уважение другими принципами, понятиями и своими правилами. По понятиям криминального мира я был уважаем. И я находил этому только одно объяснение. Тюремные «авторитеты» узнали, что меня склоняли к предательству, заставляя выступить по грузинскому телевидению против Южной Осетии и ее властей в обмен на свободу. Мой отказ ошеломил даже тех, кто делал мне столь «лестное» предложение. Никто не верил, что у меня есть иной способ выйти на свободу… А вот в тюрьме моя принципиальность вызывала уважение. После трехлетнего заточения мне стали разрешать делать звонки раз в месяц по три минуты и появилась возможность свиданий. В одном из разговоров с Марфой я обмолвился о неудержимом желании увидеть дочь, хотя мысленно был против, чтобы ее туда привозили… Вскоре Донна была в тюремном зале для свиданий. Впечатления от первой встречи с дочерью остались несколько жуткие. Свидания проходили в помещении, разграниченном толстым стеклом. Ты можешь только видеть человека по ту сторону, нет возможности до него дотронуться. Марфу в зал свиданий почему-то не пустили. Тюремный надзиратель завел ребенка, которого до этого обыскали(!). Моему взору предстал орущий ребенок, который от этих суровых мужчин в камуфляже пребывал в шоковом состоянии… «Свидание» продлилось около минуты – ровно на столько хватило моих нервов. Потом я, не в силах наблюдать за тем, как от этого страдает мой ребенок, развернулся и вышел… И попросил больше не приводить ребенка, чтобы не травмировать его. В последующие годы мне отсюда присылали фотографии дочери, по ним я видел, как она растет, но в моей памяти накрепко запечатлелся тот эпизод, я так и запомнил Донну плачущей и маленькой».
Марик сам себе в определенные моменты несколько противоречит, когда говорит, что с 2008 года в тюрьме стало жить легче. Известно, что в первые годы заточения, невзирая на множество ранений, он подвергался безжалостным избиениям. И приведенный ниже эпизод из его воспоминаний тоже как нельзя лучше является свидетельством испытаний, которые выпали на его долю. И все в его тюремных годах было, судя по всему, гораздо жестче, чем можно предположить на первый взгляд, наблюдая за его лицом, на котором шлейф воспоминаний не может заставить дрогнуть ни один мускул: «Утро 8-го августа мало чем отличалось от обычных тюремных будней. В ожидании плановой прогулки мы с сокамерниками вслушивались в звуки через толстенную железную дверь камеры. Вот сейчас, глухо и размеренно топая казенными ботинками придут тюремные надзиратели, на минуту задержатся, выискивая из тяжеленной железной связки ключ от нашей двери и выведут нас на положенный час. Ожидание затянулось. Казалось, вся тюрьма перестала дышать. Тишина сковала не только заключенных. Ближе к обеду стало понятно, что тюрьма закрыта. Обычно мы слышали, как массивные железные ворота распахивались перед машинами, заезжающими внутрь. Сейчас же стояла гробовая тишина. В обед заключенный, развозивший еду по камерам, успел нам шепнуть через открывшуюся форточку в двери весть, от которой меня буквально бросило в дрожь: Грузия пошла войной на Южную Осетию. Цхинвал осажден. Страх за родных сковал все тело… Вече-
ром тюремное начальство обходило все камеры. Зашли и в нашу. «Ну что, Дудаев, Гаумарджос Сакартвело! Цхинвал наш, мы победили!», – поиздевался высокий тюремный чин. Мне было бы в тот момент легче, если бы меня со всей силой ударили головой об стену. Сжав кулаки и стиснув зубы я смог в этой ситуации только промолчать. Последующие за этим ночь и день были бесконечны… К вечеру девятого августа у меня уже была информация, от которой злорадствовать хотелось теперь уже мне. Заключенный, развозивший еду по камерам, в спешке, сбивчиво поведал, что Цхинвал освобожден от грузинских солдат. Оснований не верить этой вести у меня не было… Это была если не эйфория, то точно радость, обильно разбавленная гордостью за свой народ… Дней через пять тюрьма стала работать в обычном режиме. На прогулке, завидев того самого тюремного чина, который с таким остервенением пытался донести до меня весть о «падении» Цхинвала, я попытался подойти к нему максимально близко. «Къацо, ну и где ваши трофеи?», – в тот момент мне казалось, что я непременно должен «нанести» ответную издевку и хотя бы словесно взять реванш за нанесенную им обиду… Последующий месяц я провел в карцере. Но эти трудности меркли под напором мысли о том, что моя Родина смогла, наконец, вздохнуть спокойно».
Возвращение
«Верить в освобождение я начал после смены власти в Грузии. С приходом к власти Бидзины Иванишвили во всей Грузии объявили всеобщую амнистию. Пересмотрели и мое дело. В итоге мне скосили 11 лет из оставшихся 13, – рассказывает бывший заключенный. – Дальше все было делом переговоров властей нашего государства с грузинами. В последнее время, предшествовавшее моему освобождению, и по грузинскому радио, и по телевидению стали все чаще поднимать тему моего нахождения в тюрьме. Общественность готовили к тому, что меня могут освободить. Стали показывать сюжеты, в которых люди говорили о том, что я не заслужил столь жесткого наказания. Нашли даже супругу того, кого мне пришлось застрелить на пороге своего дома в Арцеу. Женщина в своем интервью говорила, что я уже понес наказание за смерть ее мужа, отсидев девять лет в тюрьме строгого режима. Были, конечно, и другие мнения. Один известный грузинский политолог, высказываясь на сей счет, отметил, что большой ошибкой грузинских правоохранительных органов было мое задержание и последующее осуждение. «Чем дольше он находился в грузинской тюрьме, тем сильнее в Осетии росла уверенность, что Марик Дудаев – национальный герой. Это наш серьезный прокол», – заявил он, тем самым недвусмысленно дав понять, что гораздо правильнее была бы в ситуации девятилетней давности моя физическая ликвидация… Освобождение было в какой-то степени ожидаемым, но столь скорого решения я не ожидал даже в самых своих смелых мечтах. Опуская подробности того дня, когда я, наконец, ступил на родную землю, просто скажу, что счастлив безмерно. Я дома, с семьей, с дочерью, которая только учится привыкать к мысли, что у нее есть отец. Меня дождалась моя мама, хотя несложно представить, каких сил и нервов ей это стоило. Супруга, брат, сестра, – люди, поддержку которых я ощущал все эти годы в грузинских застенках. Но вдвойне безмерно счастлив я от осознания того, что буквально вся Южная Осетия ждала моего возвращения. Если бы в грузинской тюрьме я мог предполагать, как здесь меня ждали, как за меня «болели», наверное, у меня открылось бы второе дыхание. Конечно, близкие мне сообщали, что работа по моему освобождению идет непрерывно, однако там, находясь в информационной изоляции, я в глубине души подвергал сомнению их обнадеживающие слова, мне казалось, что это все говорится просто для того, чтобы мне было спокойнее жить с этой верой. Поэтому, можно сказать, теперь я приятно удивлен. Люди знакомые и незнакомые подходят, останавливают и искренне за меня радуются. Эта всенародная поддержка дорогого стоит».
Эпилог
У Марика Дудаева сейчас есть мечта. И эта мечта неизменна – освобождение из грузинских застенков теперь уже тех осетинских парней, которые все еще остаются узниками грузинского правосудия. И он уверен, что и она неизбежно сбудется.
И еще он полон планов на дальнейшую жизнь. Но пока не может уверенно сказать, чем будет заниматься в дальнейшем, лишь однозначно уверен в одном – это будет служение Родине, которая вскормила его, не бросила, не забыла в тяжелый период его жизни. «У меня с Южной Осетией, моей Родиной есть одно общее – мы шли к долгожданной свободе трудно, сквозь тернии. Мы эту свободу выстрадали и заслужили. Теперь главное – применить свой потенциал в нужном, благостном для нашего народа деле».
Рада Дзагоева/газета "Республика"
