В связи с известными событиями в Южной Осетии, в последние годы резко возрос интерес к истории южных осетин. Осетинская тема, то усиливаясь, то ослабевая, практически не сходит со страниц прессы и экрана телевидения Грузии. Выступают историки и языковеды, писатели и публицисты, просто любители и даже спортсмены. В центре этих выступлений - история формирования Южной Осетии, этническая и политическая история осетинского народа в целом. О наличии в Грузии стольких специалистов по истории осетинского народа вряд ли кто-нибудь до этого даже догадывался.
Ни одно из этих выступлений фактически не обходится без того, чтобы само упоминание Южной Осетии не сопровождалось эпитетом «так называемая». Это определение, ставшее чуть ли не атрибутом хорошего тона при рассмотрении югоосетинской проблемы, видимо, должно, по мысли таких авторов, подчеркнуть как иллюзорность самого понятия Южной Осетии, так и стоящую за ним реальность. Грузинские ученые утверждают и пытаются доказать, что само это название появилось якобы лишь в 1922 г. в связи с образованием Юго-Осетинской Автономной области Груз. ССР и является, следовательно, выдумкой большевиков. Это делают и видные представители грузинской нации в обращениях к правительствам и народам мира.
Трудно себе представить более или менее грамотного грузина, не говоря уже об интеллигенте, которому бы не было известно имя выдающегося грузинского педагога и общественного деятеля Якова Гогебашвили (Врата природы (на груз. яз.). Тб., 1912, с. 540-541). В своем школьном учебнике «Бунебис Кари», рассчитанном на третий и четвертый годы обучения, который вышел в 1868 г. и к моменту установления советской власти в Грузии выдержал свыше двадцати изданий, Яков Гогебашвили в разделе «Соседние страны» пишет: «Осетины являются горским народом. Они занимают среднюю часть Кавказского хребта, начиная от Хевсуретии и до Сванетии. Одни из них живут по ту сторону хребта, на северных склонах, другие – на этой стороне, на южных склонах. По этой причине Осетия разделяется на две части: Северную Осетию и Южную Осетию… В старину посюсторонняя Осетия большей частью принадлежала Грузинскому царству… Замечательные поселения: Джава в посюсторонней Осетии, Алагир и Ардон – в потусторонней».
Не говоря уже о том, что проецировать сегодняшние политические воззрения и устремления в прошлое, по меньшей мере, нелогично, грузинские авторы не делают различий между понятиями средневековая Грузия как государственное образование и Грузия как этнографическая единица, что далеко не одно и то же. Достаточно вспомнить Кахетию, Имеретию, Месхетию, Гурию, Рача, Хевсуретию, Пшавию, Мтиулетию, Мингрелию и Сванетию, не говоря уже об Абхазии, чтобы легко убедиться в этом. И если в Грузии могла существовать Абхазия, почему в ней не могла существовать Южная Осетия, независимо от политической ситуации наших дней? Ответа на этот напрашивающийся вопрос мы, естественно, не находим.
Только неуемным стремлением грузинских ученых во что бы то ни стало опровергнуть лежащие на поверхности факты можно объяснить их утверждение о том, что название Южная Осетия до установления советской власти якобы употреблялось только в официальных документах (бланках, обращениях и др.) Национального Совета Южной Осетии и в обращениях самого Национального Совета Грузии. Ведь не на официальных бланках писал свои мемуары небезызвестный В. Джугели (Тяжелый крест. Тб., 1920, с. 227, 234), которого, думается, трудно обвинить в излишних симпатиях к осетинам. Тем не менее, преданную им огню территорию он также называет Южной Осетией, а не Самачабло или, к примеру, Шида Картли. Это лишь один из примеров того более чем очевидного факта, что название Южной Осетии широко использовалось в научной литературе и периодической печати как грузинской, так и русской и западноевропейской, а также официальных документах Российской администрации на Кавказе.
Название Южная Осетия употреблялось и в дореволюционной грузинской историографии. Известный грузинский историк Мосе Джанашвили (Картлис Цховреба. СМОМПК, 1905, вып. 35, отд. 1, с. 125-126), характеризуя «Памятник (ксанских) эриставов», пишет что эта хроника «обнимает историю Грузии и, главным образом, ксанских эриставов, князей осетинских XIV в.» и дает также «краткое описание нынешней (южной) Осетии». О назначении осетинского владетеля Ростома – родоначальника ксанских эриставов – «эриставом Ксанского ущелья и, вероятно, всей Южной Осетии» Мосе Джанашвили говорит и в комментариях к русскому переводу «Географии Грузии» Вахушти Багратиони. Так же широко использует название Южная Осетия и Зах. Чичинадзе в своей «Истории Осетии» (Тб., 1913).
Существование Южной Осетии является само собой разумеющимся фактом для В. Б. Пфаффа и В. Ф. Миллера, труды которых, особенно В.Ф. Миллера, составили целую эпоху в осетиноведении. Говоря о южноосетинском (туальском) диалекте осетинского языка, В. Ф. Миллер (Осетинские этюды, II, с. 31) сожалел, что ему «не привелось быть в южной Осетии». В. Б. Пфафф, в сою очередь, одна из статей которого называется «Путешествие в Южную Осетию, Рачу, Б. Кабарду и Дигорию», говоря о селе Джава и горе Дзау хох в Осетии, пишет: «В стороне к Двалети граница Осетии, дожно быть, в это время далеко распространилась по южному склону гор …».
В другой своей работе В. Б. Пфафф (Народное право осетин. ССК, Тб.,1871, т. I, с. 200, 205) пишет, что в начале XIX в. «сперва Южная Осетия была усмирена ген. Симоновичем, а затем, в 1830 г., вследствие похода ген.-майора кн. Абхазова, и Северная Осетия, признававшая над собой уже до этого времени верховную власть России, окончательно была присоединена Империи». И далее: «Как в Южной, так, в настоящее время, и в Северной Осетии, вместо прежнего военного управления введено гражданское». В русской литературе второй половины XIX и начала XX вв., будь то научная или научно-популярная, территория компактного расселения южных осетин также однозначно именуется Южной Осетией, или просто Осетией.
Ограничимся лишь несколькими примерами, П. Надежин (Природа и люди на Кавказе. СПб, 1869, с. 101): «… сама природа делит Осетию на две части: северную и южную». М. Ковалевский (Современный обычай и древний закон. М., 1866, с. 51): «… в 1830 г. гр. Паскевич установил в Южной Осетии четыре приставства…». Е. Максимов и Г. Вертепов (Туземцы Северного Кавказа. Вл., 1892, вып. 1, с. 7, 9) «В начале IV в. св. Нина распространила христианство в Южной Осетии… Южная Осетия обособилась еще более…». Е. Марков (Очерки Кавказа. СПб., 1904, с. 178): «В Осетии (Северной и Южной) в 1879 г. считалось всех сельских училищ общества христианства 24».
Таким образом, в трудах русских авторов ХIХ - нач. XX столетия и официальных документах Российской империи территория компактного расселения южных осетин на южных склонах Главного Кавказского хребта, независимо от административного деления региона, однозначно именуется или Южной Осетией, или просто Осетией. В этих работах и документах, независимо от их значения и направленности, нет даже какого-либо намека на условный или ограниченный характер этих названий. Бытование этого названия в русской научной и научно-популярной литературе столь же реально отражало стоявшую за ним этногеографическую общность.
С последней четверти XVIII в., по мере продвижения Российской империи на Кавказ, этот регион становится объектом внимания западноевропейских исследователей и путешественников, сведения которых также представляют интерес для разбираемого вопроса. Одним из первых был И. Гюльденштедт (Путешествие по Грузии. Пер. на груз. яз. Г. Гелашвили, Тб., 1964, т. II, с. 56-57), совершивший в начале 70-х годов XVIII в. по предложению Российской Академии Наук путешествие на Кавказ, во время которого он несколько раз посетил отдельные районы Осетии и Грузии. Вот его описание географического положения Осетии: «Страна или провинция Осетия обнимает часть территории высоких Кавказских гор у истоков северных притоков р. Терек до Лескена и на притоках Куры на юге - Арагви, Ксани, Малой и Большой Лиахвы и на притоке Риона Дзедо».
И. Гюльденштедт был принят картлийским царем Ираклием II, с которым совершил даже поездку в Кахетию и который приглашал его на службу. Он был принят также имеретинским царем Соломоном I; в поездках же по Грузии его сопровождали представители высшей феодальной знати. Из этого можно заключить, что его описание Грузии и сопредельных территорий, в т. ч. и Осетии, вряд ли коренным образом противоречило взглядам официальных лиц, с которыми он общался. В связи с этим весьма показательно, что расположенная по обоим склонам Главного Кавказского хребта Осетия для И. Гюльденштедта - одна этногеографическая общность, независимо от административного деления и политической подчиненности отдельных ее частей. Эта характеристика ценна еще и тем, что экспедиция И. Гюльденштедта по существу выполняла разведывательные цели, интересовавшие русское правительство на Кавказе.
Таким образом, как показывает вышеприведенный материал, обозначение территории компактного расселения осетин на южных склонах Главного Кавказского хребта Осетией, посюсторонней или Южной Осетией сплошь и рядом встречается на протяжении XVII-XVIII вв. в грузинской, русской, западноевропейской литературе и официальных документах. Наиболее показательны в этом отношении грузинские источники. Говорить в этих условиях о появлении термина Южная Осетия лишь в XIX в., не говоря уже о приписывании его авторства большевикам, отрицая тем самым реальность ее существования как этногеографической единицы, значит, ломиться в открытую дверь. Это тем более правомерно, что и XVII в. нельзя считать начальной датой появления рассматриваемого названия.
В результате нашествий татаро-монголов в XIII в. и нашествий полчищ Тимура на рубеже XIV-XV вв. и последовавшего за ними общего упадка культуры грузинские исторические памятники со второй половины XIV и до конца XVII вв. типа свода «Картлис Цховреба» не сохранились. Не останавливаясь на всех вопросах бытования рассматриваемого названия в грузинских письменных памятниках предшествующих эпох, остановимся лишь на некоторых агиографических сочинениях раннего средневековья. В Житии просветительницы св. Нины, датируемом IV в., говорится, что в ответ на ее вопрос о местонахождении г. Мцхеты, где, по преданию, у местных евреев хранится хитон Господень, она получает такой ответ: «Есть страна северная, местожительство язычников между персами и Овсетией, и город там есть Мцхета». Существует и несколько метафрасных редакций этого Жития, датируемыми XI-XIII вв.. В одной из них, принадлежащей Арсену Бери, говорится: «Есть на севере страна большая, местожительство язычников между парфянами и Овсетией, и между морем и Персией и домом их является царский город Мцхета».
Упоминание в одном контексте Персии (Парфии) и Осетии как ориентиров для определения местонахождения г. Мцхеты свидетельствует о том, что речь идет об одном географическом регионе, а именно - Закавказье.
Об этом говорит как сам отрывок из Жития св. Нины, так и то, что ранние памятники грузинской письменности практически вообще не касаются стран расположенных к северу от хребта. Следовательно, из приведенного контекста следует, что в этот период границы Осетии на юге проходили южнее Главного Кавказского хребта.
Вывод о локализации южных пределов Осетии в эпоху раннего средневековья к югу от Главного Кавказского хребта, сделанный на основании данных грузинских агиографических сочинений, можно было бы счесть за недостаточно обоснованный ввиду некоторой, на первый взгляд, неопределенности упоминания названия Осетии в данном контексте. Однако указанные сведения отнюдь не единичны, ибо существует целый ряд независимых друг от друга источников - античных, древнеармянских, древнегрузинских, однозначно локализующих осетин-овсов на рубеже и в первых веках н. э. к югу от Главного хребта. Соответственно на этот регион распространяется и название страны, занимаемой ими. Не останавливаясь на всех этих данных, приведем лишь некоторые из них, в первую очередь – «Армянскую географию» VII в..
Созданная на основе известного географического руководства Клавдия Птолемея (II в. н. э.), «Армянская география» VII в. дает реальную картину расселения народов Кавказа, которое сложилось в результате нашествий гуннских и других центральноазиатских племен в IV-VI вв.. Описывая северо-восточное побережье Понтийского (Черного) моря и расселение живущих там народов, автор Географии сообщает, что река Дракон, отделяющая Абхазию от страны Егер (грузинск. Эгриси, совр. Мегрелия), «вытекает из Алании». Совершенно очевидно, что истоки р. Дракон, которая отождествляется с современным Ингуром, находятся к югу от Главного хребта, служащего в данном случае и водоразделом. Следовательно, река, разделявшая Абхазию и Мегрелию, вытекала из той части Алании. которая, естественно, также находилась к югу от хребта. В связи с этим нельзя не отметить, что Вахушти Багратиони (Картлис Цховреба, IV, с. 788-789. О наличии аланского населения в к. VIII в. в районе Анакопии (совр. Н. Афон) Вахушти говорит и в другом месте своего труда) локализует Аланию, название которой к тому времени являлось лишь отдаленной реминисценцией средневекового Аланского государства, к «западу от Сванетии и к северу от Бедии» (северной части Эгрис-Мегрелии), т. е. там же, где локализует часть исторической Алании «Армянская География» VII в..
Такое положение сложилось, очевидно, не позднее последних веков до н. э., когда происходила интенсивная инфильтрация степных сарматских племен Северного Кавказа в горы Центрального Кавказа и их переход на южные склоны. Этот процесс происходил как в Колхиде, так и в Иберии, и нашел свое отражение как в античных, так и в древнегрузинских памятниках письменности. В своем «Описании Иберии» крупнейший географ античности Страбон (Страбон. География. Пер. Г. А. Стратановского. М., 1964, с. 474; В. В. Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. ВДИ, 1947, №4, с. 218. Английский перевод Географии принадлежит Г. Л. Джонсу. Лондон, 1961) сообщает, что горную часть Иберии занимает «воинственное большинство, живущее, подобно скифам и сарматам, соплеменниками и соседями которых они являются; однако, занимаются они и земледелием. В случае какой-либо тревоги они собирают много десятков тысяч воинов как из своей среды, так и из среды скифов и сарматов.
Данное сообщение Страбона уже давно привлекло внимание исследователей и обросло уже довольно обширной литературой. Соответственно и трактовка этих сведений неоднозначна. Не вдаваясь здесь в обсуждение всех вопросов, связанных с их интерпретацией, отметим лишь, что любой объективный анализ данных Страбона приводит к логическому выводу о том, что под родственными скифам и сарматам племенам южных склонов Центрального Кавказа, в первую очередь, имеются в виду, конечно, овсы грузинских и аланы античных источников. С этим выводом полностью согласуются и данные древнегрузинских источников, которые фиксируют осетин к югу от хребта в первых веках н. э..
По сообщению Леонтия Мровели (Картилис Цховреба, I, с. 63), когда после смерти последнего картлийского царя Асфагура в IV в. у него не осталось наследников по мужской линии, то мцхетская знать решила предложить престол сыну персидского царя. И когда царь персов расспросил о местоположении Мцхеты, то «сообщили ему о размерах и крепости его и о близости к нему хазар и овсов». Под находящимися вблизи Мцхета овсами в первую очередь, бесспорно, имеются в виду находящиеся по эту сторону хребта овсы, а не потусторонние. Таким образом, два независимых друг от друга грузинских источника определенно говорят о соседстве с Мцхетой в эпоху раннего средневековья овсов и Овсети по, эту сторону хребта и, следовательно, о бытовании названия Овсети к югу от хребта в рассматриваемую эпоху.
С этим выводом небезынтересно сопоставить выводы видных грузинских лингвистов, сделанных ими на основе анализа грузино-осетинских языковых взаимоотношений. Г. С. Ахвледиани (Сборник избранных работ по осетинскому языку. Тб., 1960, с. 160,170) пишет, что «нагорную часть севера Грузии занимало, видимо, с раннего феодализма довольно компактное осетинское население, несомненно общавшееся со своими северными сородичами». Касаясь же древности грузинско-осетинских языковых связей, взаимоотношения которых «можно назвать скорее взаимопроникновением, граничащим с двуязычием, нежели взаимовлиянием», он считает, что картвельские и аланские племена «с каких-то давних времен продолжительно жили общей жизнью, тесно взаимодействуя друг с другом». Это могло иметь место с последних веков до н. э., естественно, заходя в первые века н. э.. В этом убеждает нас, в частности, замечательный памятник «Армазская билингва» (I-II вв. н. э.).
Это мнение разделяется и М. К. Андроникашвили (Очерки по иранско-грузинским языковым взаимоотношениям (на груз. яз.). Тб., 1966, с. 45). По ее мнению, население древней Грузии «тесно было связано со скифо-сарматскими племенами, которые соседили с ним как с севера, так и с юга, и на самой территории Грузии (особенно в нагорной части)». Вышеприведенный материал, думается наглядно показывает, что возникновение названия «Южная Осетия» и его производных как обозначение территории компактного расселения южных осетин не связано ни с образованием Юго-Осетинской АО ГССР, ни с установлением русского правления в Закавказье. Первое упоминание этого названия в письменных источниках («Армянская география» VII в., «Житие св. Нины») относится к началу раннего средневековья, хотя его возникновение, очевидно, относится к более раннему периоду. Возникнув как отражение реальных исторических и этнических процессов, происходивших в последних веках и на рубеже н. э. на Северном Кавказе и в Закавказье, оно, то появляясь, то исчезая со страниц письменных источников, дожило до наших дней.
Подготовлено по материалам монографии доктора исторических наук Ю. С. Гаглойти "Южная Осетия".
